Ну что.
Я спела на ура, я закончила школу, мне больше не нужно туда возвращаться.
Это странное чувство - вот ходил ты куда-то 11 лет, а потом все резко заканчивается. Мне больше не придется видеться с одноклассниками, мы разойдемся и если встретимся - то сделаем вид, что не узнаем друг друга.
И знаете - мне хорошо от этой мысли.
Я наконец-то закончила ШКООООЛУУУУУ! АХАААААААААА!
Ну и мне было особенно приятно от того, что мама и отчим пришли, послушали, подарили мне букет из 19 роз и золотое кольцо с жемчугом.
Воистину - с окончанием! Эхехей!

P.S.
 Рыжий Пёс - я получила твой диск с Невером, огромное спасибо!

@темы: "И уносят меня, и уносят меня в цветную звенящую хрень три белых коня, два красных слона, пингвин, бегемот и олень"., Конфабулез, На перекрестке двух реальностей стоит дурдом, Дурка, дурка, дурка, забери меня придурка, Мысли параноидальные, Карлсберг, который живет под крышкой., Улыбаемся и машем топором!

---

Для Воронет.

Никак не могла закончить подарок на день рождения Воронет, но наконец-то я это сделала.
Воронет, прекрасная, с прошедшим тебя!
Прости, что так задержала подарок - в последнее время все из головы вылетает.

Название: Закон Скейна
Автор: Батори
Фэндом: Neverwinter Nights II
Рейтинг: R
Размер: мини
Посвящение:  Vorhonet
Примечание: Написано по просьбе именинницы: каннибализм и Ганн.
То, что получилось.

Закон Скейна

В Скейне гулко течет вода. Холодная, черная в почти непроглядной темноте, подсвеченной лишь слабым магическим огнем.
В Скейне время идет медленно, секунды растягиваются в минуты, а минуты – в дни. Невыносимое ожидание, и медленно тающая надежда, а после – ожидание неизбежной смерти.
Те, кто попадает в Скейн, больше не возвращаются.
Бесконечная сеть коридоров – повороты, двери, тупики, длинные залы, и горящие гневом и болью глаза пленников. Безумные крики, кровь по рукам – они сами бросаются на мечи, желая убить новых пленников и умереть самим.
Рано или поздно – умрут все. Сколько не прячься в гулких комнатах, сколько не точи оружие, сколько не всматривайся в подступающий мрак.
Темнота ластится, точно прирученный зверь, но когда она накрывает с головой – назад пути нет.
Она несет в себе смерть. От рук узников, от ногтей и зубов безумной старухи Гулк’ауш, и самую медленную смерть – страх и голод.
Страх приходит на первый же день, вытесняя надежду и подтачивая силу – физическую и духовную. Он проникает внутрь, туда, где сердце, и сворачивается там мерзким клубком, ядовитой заразой проникает в кожу, и туманит рассудок.
Страх проникает даже во сны, наполняя их тревожным шепотом на грани сознания, неясными тенями и хриплым смехом неведомых тварей.
А потом – когда последний огонек надежды затопляет волна отчаяния – приходит и голод.
Словно непрошенный гость, он ходит вокруг, словно напоминая о себе. Идет время – а он смелеет, пока в один момент не нагрянет – внезапно и резко, словно чума.
Нет ничего страшнее голода. Человек способен побороть все – болезнь, вражду, а иногда – даже неминуемую смерть – но нет оружия против голода.

***

«Когда они придут, убейте всех, и всё тут. Когда они погибнут, подвесьте, чтобы было видно. Когда я закончу, поешьте их тоже».

Они бродили по лабиринтам Скейна уже девять дней.
Под ногами с хрустом ломались уже старые, почти истлевшие кости – и неприятно скрипели свежие, наполовину обглоданные. Тошнотворный запах ел ноздри – запах разложения, запах смерти, запах сырого мяса и тухлой воды.
Каэлин шла впереди – сияющая фигурка, словно вся из серебра и света. Надломленная, усталая, ослабевшая, но все еще несгибаемая. Она вела остальных, разгоняя мрак и сомнения. Но стоило ей уйти подальше – свет угасал, и снова путников обступала липкая темнота, в которой не было места жизни.
Пошатываясь, брела за полунебесной Фарлонг – испачканная в крови и грязи женщина, с измученным, бледным лицом и горящими темными глазами. Ноги ее заплетались, она то и дело налетала на стены, каждый раз подхватываемая уверенной рукой Сафии.
Ганн шел последним, замыкая цепочку. Замерзший, усталый, слегка подволакивающий левую ногу, вывихнутую в последнем сражении с обитателями Скейна.
Раненые всегда идут в конце. Их потеря не будет такой тяжелой, а здоровые смогут продолжить путь. Так Ганн решил сам. Никто не стал возражать.
Он шел, медленно и тихо, постоянно оглядываясь через плечо. Ему казалось, что в неверном мраке за ним следят чьи-то глаза. Множество глаз – больших и маленьких – обладатели их неотступно следовали за ними, тихо-тихо перешептывались друг с другом, но пока не нападали. Они выжидали, пока самый слабый, наконец, не отобьется.
В одиночку в Скейне не выживают. Таков закон.
Ганна мучил голод. Слабый отголосок того Голода, что испытывала Фарлонг – она страдала не только от истощения, но и от проклятья. Сущность внутри нее требовала душ, а тело – пищи. Но в Скейне не было ни того, ни другого. И поэтому она гасла.
Ганну и остальным было чуточку легче. У них не было проклятья, которое подтачивало бы их силы изнутри, точно древесный червь.
Но время шло, а голод брал свое.
Никогда еще Ганн не мечтал о еде так, как мечтал сейчас. Хоть жалкий кусок хлеба, хоть обугленный кусок мяса – что угодно, лишь бы унять тянущую, резкую боль в животе.
Пусть и ненадолго – но отсрочить момент, когда больше не останется сил идти и бороться.
Но он шел – потому что он был нужен. Еще немного он сможет продержаться.
Голоса за спиной – тихий смешок, шорох, эхо от упавшего на каменные плиты чего-то железного. Остановилась Каэлин, повернулись назад Сафия и Фарлонг. Усталые и настороженные. Слабые.
Теплые.
- Нас догнали? – шепотом спросила Фарлонг. На большее ее не хватило.
Ганн лишь сухо кивнул, сжал влажными ладонями лук, потянулся к колчану, отстраненно заметив, что запас стрел подходит к концу.
Первая стрела со свистом полетела в полумрак. Чей-то полный боли стон прозвучал и замер под потолком коридора.
На мгновение стало тихо. А потом с яростным криком на путников бросились новые враги.
Несколько карг и карговых отродий, один дворф и, кажется, старый огр. В их глазах пылала ярость и голод – словно отражение того, что испытывала Фарлонг и ее спутники.
- Режьте их! – кричала одна ведьма, занося над головой длинный, изогнутый клинок. – Свежее, теплое мясо! Сладкое мясо!

«Куда ты ушел, сынок, мой сынок? Ты гниешь на солнце, мой ласковый щенок? Вернись же, вернись, мой сын, мой сынок. Убей их всех, не жалея ни рук, ни ног!»

Изломанные, окровавленные тела на холодных плитах пола. Горячая кровь медленно вытекала из ран, застывала алой коркой на руках, волосах и одежде. И пахла она медью.
Ганн не мог оторвать глаз от красной плоти под разодранной кожей. Мягкая, шелковистая, теплая плоть, в которую хочется вонзить зубы, глотнуть чужой крови, и проглотить скользкий, сочный кусок, а потом – еще. И еще.

«Сломай кость и выпей мозг! Сломай кость и выпей мозг!»

Желание сожрать сырую плоть казалось безумным, неправильным, дикими. Какая-то часть Ганна вопила о том, что так нельзя, что нужно уходить, нужно найти выход, нужно спастись…
Слишком много «нужно».
Но так же Ганн понимал особенно остро – они погибнут здесь, без еды. И зачем воротить нос, когда пища – рядом, под ногами, истекает кровью и источает запах, раньше показавшийся бы отвратительным – а сейчас – донельзя сладким и желанным.
Медленно, словно во сне, Ганн опустился на колени перед телом каргового отродья. Вонь, исходившая от его тела, на мгновение заставила очнуться, но голод и безумие быстро взяли свое.
Нож – в руки, лезвием – по коже, рассекая и вырезая парное мясо. Руки Ганна по локоть стали красны.
Вдохнув запах теплой плоти, Ганн оторвал кусок прямо зубами, и проглотил, ощущая, как кровь стекает по горлу, вниз, к алчущему желудку.
Нет чувства прекраснее, чем чувство насыщения.
Слабый шорох справа – Фарлонг тоже опустилась на колени, растерянная и испуганная.
Но понимающая.
Она знала, почему нужно поступить именно так.
Она знала, что это правильно.
Тихо стекала по стенам вода, колыхались тени на свету, и руки путников стали красны, а глаза – безумны.
Одна лишь Каэлин не пала – она молилась, чтобы Ильматер указал ей путь, и прогнал наваждение.
А Ганн, Сафия и Фарлонг, давясь и рыча от жадности, рвали еще теплые тела на куски, заталкивая мясо в глотку. Глаза их почернели и сузились, стали совсем дикими.
Глаза хищников – не людей.
Голод превращает человека в животное.
Если хочешь выжить – сожри слабого.
Таков еще один закон Скейна.

@темы: Фанфикшн, Neverwinter Night II, Личная криворукость, Мое творчество

---

Всю ночь посвятила просмотру третьего сезона Игры Престолов.
Лихо они заменили Эдрика Шторма на Джендри, но вот Мелиссандра... что ты делаешь, прекрасная женщина, ты мне не нравишься!
И, по-моему, я одна из тех редких людей, кому понравился Даарио, потому что у него такие скулы и голос, и вообще он похож на Ганна!
Ну, про мою любовь к Тириону, Джейме и Бриенну тут все знают, поэтому я просто помолчу и пересмотрю серии еще раз!

@темы: Фильмы, ПЛиО, Карлсберг, который живет под крышкой.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

 Winter Grin, я обещала - я сделала
Пока только Анна Герман - в конце недели запишу переделку Аллилуйи)

@темы: "И уносят меня, и уносят меня в цветную звенящую хрень три белых коня, два красных слона, пингвин, бегемот и олень"., Дух распиздяйства и мудрость долбоебства, Конфабулез, На перекрестке двух реальностей стоит дурдом, Дурка, дурка, дурка, забери меня придурка, Мысли параноидальные, Карлсберг, который живет под крышкой., Улыбаемся и машем топором!

---

У кого Пасха, а кто-то с утра сгонял в круглосуточную клинику, просидел в очереди на сдачу крови и отложил кучу кирпичей.
Мимо меня прошел проктолог, так этот мужик, духи, вроде бы нормальный добрый дедушка, которому впору с внуками сидеть, одарил меня такой инфернальной улыбкой...
Ооооо, святой Ктулху, я почувствовала себя маленьким мальчиком, которого мама отправила за сахаром в дом Альберта Фиша!
И да - всех с праздником, кто отмечает, а я нет, я пойду гамать в Невер, как истинный атеист, охохо.

@темы: Мысли параноидальные, Карлсберг, который живет под крышкой.

---

Мы с мамой сегодня совершили героический поступок - навели полный порядок в нашей немаленькой квартире.
Помыли окна, выкинули кучу ненужного хлама, почистили ковролин, отскоблили линолеум, отнесли на свалку старые учебники, приготовили пожрать на неделю вперед.
Теперь мы сидим, пьем холодное пиво, заедаем его вкусняшками и осознаем, как прекрасен мир.
Маман рубится в МЕ, а я сижу и придумываю идеи для ФБ, параллельно пишу фички по Неверу, и мне прям совсем хорошо.

@темы: И, как говорила великая инквизиция, мы продолжаем жечь!, Пью чай, деградирую как личность, Мысли параноидальные, Карлсберг, который живет под крышкой.

---

Раз уж мне напомнили про эту шнягу))

заколбасил всю родню - это грустно.
гулк ауш - ГДЕ?!
бедная тали зора - ну так, с ведром на голове не очень-то весело, ага.
минет это аморально - ........ без комментариев.
как засунуть пачку сигарет в бутылку - по одной сигаретке? А вообще - нехрен переводить табачные изделия!
аллоген странник - что сие означает? О_о
кровью на снегу написано имя надежда фото - не знаю, не видела.
как приобрести друзей - предложи им деньги.
легенда из фильма апокалипсис мела гибсона - валялась на первой странице дневника.
конфабулез значение этого слова - гугл в помощь.
дом в котором мариам петросян - хорошая книга.
друидское таро - в черновиках у меня одно время было. Сейчас - не знаю.
я пошла резко и связки опять заболели - кто куда пошел?
бдсм умное лицо это еще не признак ума господа все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица улыбайтесь господа улыбайтесь - подпись у Вайлд.
мередит станнард - это не я, уверяю XD
бред бред бред бред комон энд - типа того.
рекс/мордин маленький пыжак - даже представлять этого не хочу.
касавир рисунки - девианарт и дайри придут вам на помощь.
пейринг дейгун невервинтер - начинается! XD

@темы: Моя прелессссть!, Настрогай на окружающих, Я тронута. С детства, Игры, Цитаты

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Вот так сходу и за пять минут я записалась в ФБ на участие в трех командах.
И не исключено, что будет команда по ПЛИО. Если она будет, то я пойду и к ним.
Я критический долбаеб.

@темы: Личное мнение, И, как говорила великая инквизиция, мы продолжаем жечь!, Я тронута. С детства, Размышления, Мое творчество

---

Для Беренники

AURORA BOREALIS

Музыкальная подборка

Скачать бесплатно Lacuna Coil - Heaven's a Lie на Muzebra.com.


Скачать бесплатно Valentin Boomes - Aurora на Muzebra.com.


Скачать бесплатно Vladimir Sterzer - Winter Dreams на Muzebra.com.


Скачать бесплатно John Murphy - Sunshine (Adagio In D Minor) на Muzebra.com.


Скачать бесплатно City of the Fallen - Seraphim на Muzebra.com.


Скачать бесплатно Otto Dix - Орфей на Muzebra.com.


Скачать бесплатно 8 Dawn (Lost Angels) - Lost Angels на Muzebra.com.


Скачать бесплатно The secession - Ash на Muzebra.com.


Скачать бесплатно Philippe Rey (The Mythomelodeicon) - Dark angel на Muzebra.com.

Название:Aurora Borealis
Автор: Батори
Фэндом: Neverwinter Nights II
Рейтинг: PG-13
Размер: миди
Персонажи/Пейринг:фем!Гг/Ганн.
Посвящение:  Беренника
Примечание: "Северное сияние красиво, но горит быстро".
Статус: с процессе написания.

***

Глава I

Клетка тюрьмы — каменный мешок. Решетчатое окно, прочная дверь, три шага от одной стены до другой. Если становится особенно скучно, можно измерить камеру шагами. Но это быстро надоедает. В первый же день.
Рассеянный закатный свет на сырых стенах. Горящие фиолетовым цветом руны на полу, потолке и у окна. Изящные, округлые рисунки. Почти такие же красивые, как изгибы женского тела. Текучие и тихие, как вода в ручье.
Если приложить руку к этим рунам, то можно почувствовать теплое покалывание — так пульсирует магия. Колдовство викларан. Сильное. От него Ганна иногда тошнило.
А еще им можно было даже восхититься — если тебе повезло оказаться по правильную сторону решетки.
Холодные серые стены с потоками влаги. Неровный потолок со следами плесени. Если лежать неподвижно и смотреть на это уродливое кружево, то весьма весело представлять, как эта плесень начнет разрастаться и покрывать собой все — заключенных, двери, железные кольца, и даже Тирзу Старуху — плесень начнет топить в себе теплую плоть, с отвратительным чавканьем втягивать и разгрызать кости и впиваться в них щупальцами-наростами.
Прогремели ключи, и плесень на потолке словно съежилась, отползла в угол. Ганну стало немного обидно. Раствориться в пахнущей плотью плесени было бы куда веселее, чем лежать здесь, на полу. Камера три на три шага, и вся компания — крошечный паучок в углу, да старая подслеповатая крыса, спрятавшаяся в охапке сена, служившей Ганну кроватью.
Вполне неплохая компания, если подумать, когда время в камере тянется до ужаса медленно.
Ганн любил их обоих — паука и крысу. Одно время он придумывал им имена, но потом ему это надоело. Поэтому он просто купался в их однообразных грезах — это было его единственным развлечением. Оно помогало не сойти с ума в каменной клетке. Помогало оставаться собой.
Грезы паука были полны темноты, шороха и щелканья. Ганн плыл во мраке, наблюдая, как под мягкими, ворсистыми лапками появляется серебристо-белая нить. Деловито щелкая жвалами, паук плел паутину — целую сеть, которая для него казалась огромной и нерушимой, а на самом деле — хрупкой и эфемерной, как туман.
Когда Ганн не мог заснуть, он растворялся в пространстве, и уносился прочь, ведомый раскачивающейся клейкой нитью и однообразным шорохом.
И паук становился больше, заполняя собой камеру, и Ганн видел блеск черных глаз, ворсинки на подгибающихся лапках, ощущал на себе осторожные паучьи прикосновения, мягко покалывающие кожу.
Паук чувствовал эту нехитрую магию грез. Она завораживала его.
С крысой все было иначе. Она была старой, с отгрызанным более молодой и сильной крысой ухом, черная, и хвост у нее был облезлый. Она почти не шевелилась, больше спала, чем двигалась, и совсем не возражала, когда Ганн брал ее на руки, поглаживая за ушами кончиками пальцев. Для своей старой подруги Ганн всегда припрятывал кусочек хлеба или заплесневелого сыра, который в тюрьме Мулсантира выдавался не так уж и часто.
Крыса благодарно принимала угощение и терлась о пальцы мордочкой, моргая подслеповатыми глазками. Эта нехитрая ласка была приятна Ганну. В конце концов - хоть какая-то имитация компании. Потому что с другими заключенными Ганн не имел возможности общаться, а с тюремщицей Тирзой... В общем, со стеной было разговаривать увлекательнее, чем с этой сморщенной старой каргой. А наличие крысы и паука, как ни странно, радовали.
Во всяком случае, Ганн справедливо полагал, что лучше так, чем никак.
Память крысы пахла и шуршала. Она несла с собой шорохи, темноту, сырость, и вкус твердого желтого сыра из таверны. Теплая нора. Выводок маленьких крысят. Древесная стружка.
Грезы крысы были такими же, как и ее память. Хаотичное мельтешение. Разнообразие звуков и запахов. Топот человеческих ног и хор голосов. Аромат сыра и перетянутой сеткой колбасы. От памяти крысы у Ганна сводило живот. И после он почти с ненавистью смотрел на опостылевшую ему тюремную еду — разваренную морковку и сухари. Иногда — даже в чистой миске. Но лишь иногда.
В последние две ночи Ганн не мог заснуть. Руны вспыхивали ярким сиянием, пытаясь остановить поток магии и грез, но даже они не мешали Ганну слышать их.
Голоса духов Рашемена. Они кричали, стонали и выли, заходясь от ужаса — подлинного ужаса, заставляющего содрогаться каждого, кто умеет слушать.
Духам было больно, плохо и страшно. А когда им становилось страшно — их захлестывала злость и мстительность.
- Что происходит? - спросил Ганн, когда Тирза Старуха вошла в его клетку, подметая пол полами серо складчатой юбки,
- Не твое дело, чудовище, - процедила Тирза, поставила на пол ужин, и ушла.
Был бы Ганн свободен — он бы ушел в леса, выслушал жалобы и утешил боль страдающих духов. Но вот беда — он за решеткой, а духи — за стенами Мулсантира. При всем желании не перебраться.
И духи, испуганные и страдающие, шли к единственному, кто мог их услышать.
К тому, кто должен спать и видеть цветные сны.
Несколько ночей Ганн провел, вслушиваясь в эхо далеких криков. Чтобы заснуть при таких воплях, наполненных страданиями, нужно было быть либо глухим, либо мертвым. Ганн не являлся ни тем, ни другим.
Новый рассвет заключенный встретил уставший и встревоженный. Руны на полу вспыхивали то ярче, то снова угасали.
На вошедшую Тирзу Старуху Ганн не обратил внимания, но когда она заговорила, парень поднял на нее полный удивления взгляд.
- К тебе посетители, - мрачно сообщила она.
Ганн снова сник. Наверняка эти посетители — очередные любопытные. А может даже палачи. Или викларан. Ганн не знал, что хуже. Наверное, все по отдельности. В любом случае — Ганн никого не желал видеть. Ему было наплевать, кто к нему пришел и зачем.
Шаги по холодному камню. Сбившееся дыхание. И странное ощущение. Как будто резко вступаешь в облако тумана. Все ощущения резко притупляются.
Ганна пробрала неприятная дрожь.
Скрипнула дверь темницы. И снова тишина.
Две вошедшие женщины смотрелись в узкой камере до смешного нелепо. Одна женщина — в сером плаще, из-под которого высовывались полы красного одеяния. На второй — обитый мехом плащ, высокие сапоги, облепленные грязью, и что-то похожее на мантию. Видно, что одежда ношеная, но добротная. И покрой чужой. Не рашеменский. Рашеми не шьют так тонко. У них преобладает грубая, цветная вышивка. А если хорошенько почистить одежду второй женщины, то станет видно, что она не просто красивая, а даже щегловатая.
Первая женщина была удивительно-красива. Ее не портила даже безволосая голова и странные татуировки на черепе. И даже отстраненное выражение лица.
Тэйка.
Вторая женщина была другой. Рядом с безволосой тэйкой она выглядела... никак. Не красавица, не высокая и не низкая. Но странная.
Потускневшие черные волосы, уставшие глаза. Глаза — красивые. Янтарные. С охристыми крапинками. Ободранные в кровь пальцы. Сломанные ногти. А еще — странный личностный отпечаток прошлого. Ганн улавливал его вкус — душные болота, кровь, серебро. И тихий шепот на краю сознания — гаснущий ропот сотен голосов. Колокольный звон.
Женщина это заполоняла собой пространство камеры. Чужими голосами и своими воспоминаниями. В этом бурлящем потоке грезы и мысли тэйки терялись, как ручей в море. Она не загромождала комнату своими воспоминаниями. И от нее шло тепло жизни.
А от черноволосой тянуло могильным холодом. Как будто она была не очень свежим покойником. И выглядела не лучше. Быть может, раньше она и была красива. Но сейчас на нее было больно смотреть. Резко обозначились скулы, лицо казалось восковым. И глаза.
Ганн никогда не видел таких глаз у человека. Это были голодные, почти звериные глаза. Их взгляд оставлял царапающее ощущение на коже. Такие глаза не должны смотреть с человеческого лица.
В них нельзя долго смотреть. Они напоминали Ганну колодец, на дне которого сидит нечто.
Нечто, способное уничтожить, способное убить...
Женщина переступила с ноги на ногу и нахмурилась. Поток мыслей, запахов и ощущений прервался, словно перед Ганном резко захлопнули дверь.
Молчание затягивалось. Ганн смотрел на женщин — женщины смотрели на него.
- Вы нарушили мой сон, - негромко произнес Ганн. - Ужасная бестактность с вашей стороны.
Черноволосая женщина моргнула.
- Извини.
Голос у нее был хриплый и низкий. С ужасным акцентом. От него уши словно резануло ножом.
В голосе женщины и вправду слышалось извинение. Как будто она всегда и во всем чувствовала свою вину, и даже не смогла распознать в словах Ганна шутку.
- Ну раз уж вы здесь, то, наверное, вам что-нибудь нужно? - Ганн смотрел на женщину чуть ли не с жалостью.
Женщина кивнула и мельком переглянулась с тэйкой. Словно ища поддержки.
- Нам нужна помощь, чтобы защитить Мулсантир.
Ганну внезапно стало скучно. Он сел поудобнее и стал рассматривать свои руки.
- Нет.
- Почему нет?
Ганн вздохнул, прижавшись лопатками к холодной стене своей темницы. Грязная рубашка тотчас стала мокрой от сырости камня.
- Потому что я не хочу. Пусть тэйцы или кто-то там разносят Мулсантир по камешку. Я в этом не участвую.
- Наши враги — не тэйцы, - терпеливо возразила женщина. - А духи. Во главе с Окку.
Ганн лениво приоткрыл один глаз.
- Ты шутишь, да?
- Я похожа на шута?
- Может быть.
Ганн щелкнул суставами рук. Потянулся и подогнул ногу.
Окку — старый бог медведь. Бог, который спит. Дух, которому приносят дары и молятся молодые ведьмы. Разноцветное божество. Хранитель земель.
Ганн вспомнил свои недавние грезы и вой телторов. Совпадение?
- Окку незачем нападать на Мулсантир, - ровным голосом отозвался Ганн. - Нет причин.
- Есть, - возразила женщина. - Я.
Ганн едва удержался от того, чтобы не фыркнуть.
- Правда?
Женщина прищурилась. По телу Ганна пробежала неприятная дрожь. Что-то было не так. В самом взгляде незнакомки, в ее ауре, которая не обнимала плотным облаком тело, а клубилась чернотой без единого проблеска света. Снова потянуло холодом. Уши заложило.
«Что за...»
Он черноволосой дохнуло волной злобы. Неконтролируемой, бешеной и ледяной. Такую не способен испытывать человек.
«Сожрать, сломить кости, выпить душу. Так холодно — в темноте, так одиноко... Растворить в себе жизнь, погасить ее яркое пламя. Мы голодны...».
Безволосая женщина коснулась рукой локтя черноволосой. Та вздрогнула и спрятала стылый взгляд под веками.
Ганн поежился и потер ладони друг о друга. Они были холодными и влажными. И дрожали.
- Допустим, я тебе поверил, - помедлив, произнес Ганн. - Так же допустим, что я согласился тебе помочь. На мгновение. Но что я получу взамен?
Женщина поджала губы. Взгляд из стылого стал растерянным, а после — затравленным.
- У меня нет денег и драгоценностей, - ответила она. - Мне нечего тебе предложить.
Ганна убивала эта прямота. До скрежета на зубах. Другой человек на ее месте стал бы блефовать, сказав, что может заплатить, посулил бы выгоду и славу, и бесплатных девок в борделе. А от честности этой женщины становилось не по себе.
- А почему ты тогда думаешь, что я соглашусь тебе помочь? Променяю безопасную тюремную камеру на не очень радужную перспективу быть убитым?
Женщина устало вздохнула и как-то съежилась, обняв себя руками.
- Я не знаю, - сказала она тихо. - Но если ты не поможешь — я погибну.
- А это должно меня волновать?
- Нет.
Ганн не мог отделаться от ощущения, что их диалог со стороны выглядит до ужаса идиотским. Два человека топчутся вокруг да около, а лысая тэйка молчит и явно мечтает оказаться подальше отсюда.
- Почему Окку хочет тебя убить? - поинтересовался Ганн.
- Я проснулась в его склепе.
Снова — отвратительно-честный ответ. Странное ощущение — казалось, спроси эту женщину о чем угодно — и она ответит, как было. Становилось даже жутковато.
- Странное место для сна, не находишь?
Женщина вымученно улыбнулась — если можно назвать едва заметное движение бледных губ улыбкой.
Ганн тяжело вздохнул, медленно поднялся, внезапно осознав, как жалко выглядит в грязной рубашке, мешковатых штанах и с пятнами на заду.
Его не покидала неприятная мысль, что если он не согласится помочь этой странной женщине, то она никуда не уйдет, а будет просто стоять и смотреть своими странными, янтарно-желтыми глазами. Прямо и без выражения. Как оживший труп. Перспектива была не очень веселая.
- Если я тебе помогу, и если мы даже одержим победу над Окку, в чем я сомневаюсь — я больше не окажусь в этой клетке?
- Нет, - ответила женщина. - Шева Белое Перо сказала, что тому, кто согласится помочь мне, будут прощены все преступления.
- И мне вернут мое снаряжение?
- Разумеется.
- А когда я тебе помогу, я смогу уйти?
- Да.
Ганн улыбнулся.
- Можешь звать меня Ганнаев. Короче — Ганн.
- Ганн, - повторила женщина.
Ганн поморщился.
- У тебя ужасный, мерзкий акцент — тебе говорили?
- Не доводилось.
- Невыносимо, когда мое имя произносят таким ужасным голосом, - вздохнул Ганн, изображая сожаление.
Бледные губы женщины изобразили жалкое подобие улыбки.
- Извини.
Она кивнула тэйке и взялась за решетчатую дверь, шагнула за порог, но Ганн удержал ее на месте. Он не мог не заметить, как она напряглась.
- Я представился — а ты нет. Невежливо, не находишь?
Женщина слегка сощурилась и высвободила локоть.
- Беренника Нуар, - нехотя ответила она.
Ганн скривился.
- За что тебя так родители?
На этот раз женщина улыбнулась красиво, обнажив ровные, мелкие зубы.
- Я была любимым ребенком в семье.
Ганн негромко рассмеялся — негромко и весело.
- Чувство юмора — вот, что я люблю в женщинах. Думаю, мы поладим.

***

Первое, что потребовал Ганн после освобождения — это ванну. Огромную деревянную бадью с горячей водой и кусок душистого мыла. Дело было не в том, что Ганн ценил личную гигиену в целом, а в том, что от него просто чудовищно воняло. Сидя в клетке, сложно ожидать чего-то другого. Ганн видел, как вздрагивают тонкие ноздри Сафии, стоило ему оказаться рядом. Это в какой-то степени забавляло. Ганн даже в какой-то момент едва ли не передумал — ему было интересно, насколько хватит терпения Сафии. Но потом решил, что все-таки лучше помыться.
Хотя, как заметила Нуар, Ганн мог бы распугать духов, вставших под стенами Мулсантира, одним своим запахом.
Неплохая шутка для висельника. Ганну было почти смешно.
В «Вуали» нашлось все, что нужно. Ганн отмокал в густой пене, пахнущей лавандой. После он позаимствовал из сундуков одежду актеров. Штаны пришлось затянуть ремнем, а вот рубашка из шерсти сидела идеально. Ганн снова почувствовал себя человеком. По крайней мере, от него больше не воняло, как от выгребной ямы.
После он начищал свой доспех. Сосредоточенно проверял крепления и щитки, ставил заплаты на тех местах, где кожа доспеха растянулась и порвалась. Занятие успокаивало, и было почти методичным в своем однообразии.
На соседней кровати сидела, поджав ноги, Нуар. Влажные темные волосы липли к бледному лбу и щекам без следа румянца, глаза смотрели в одну точку и казались пустыми. Ганн старался не смотреть на свою предводительницу. Чтобы видеть ее ничего не выражающее лицо, нужно было обладать ангельским терпением. Ганн таковым не обладал. Поэтому не смотрел. Куда полезнее было проверить состояние своего доспеха, тем более вскоре только на доспех Ганн мог положиться.
Сафия рассматривала комнаты. Хлопала дверьми, скрипела половицами, прикасалась пальцами к маскам на стенах. Что-то шептала. Задумчиво хмурилась. Каждое ее движение было выверенным и уверенным. Неестественным. Точно Сафию с детства били палкой с гвоздями за любоее неверное, неправильное, лишнее и некрасивое движение. Мысль была неприятной оттого, что, похоже, была недалека от истины.
В Сафии Ганн чувствовал неуверенность. В Нуар — безразличие. Если Сафия пыталась «влиться в компанию» и «стать своей», пусть и из рук вон плохо, то Нуар не делала ничего. Просто молчала. Погрузилась в себя и сидела, как истукан, словно ее ничего не касалось.
- Нуар, - позвала женщину Сафия. - Ты голодна?
Нуар медленно моргнула, стряхивая сонное оцепенение.
- Прости — что?
Сафия лишь махнула рукой. Ганн уловил всплеск раздражения с ее стороны. Оно было понятно. Всегда неприятно, когда тебя не слышат. И не хотят слушать.
Создавалось неприятное впечатление, что Нуар вообще все равно. Что это не ей нужны союзники в битве с Окку, а она — союзникам.
Она на самом деле глупа, если думает так на самом деле.
Хотя Ганн не был уверен, что Нуар вообще думает. Она походила на сломанную игрушку, которую забыли завести.
- Как ты намерена победить Окку? - поинтересовался он негромко.
Женщина продолжала смотреть на стену.
- Не знаю.
Вот и все. Коротко и ясно. Она не знает — а кто должен знать?
- Восхитительно. Если ты не знаешь и ничего не придумаешь — мы все погибнем из-за тебя.
Нуар медленно моргнула.
- Да?
Ее равнодушие ко всему стало не на шутку раздражать даже спокойного Ганна. Так не должен вести себя человек, который идет на битву. Это неправильно. Неестественно — и все.
Ганн отложил доспех в сторону и недобро прищурился.
- Будешь продолжать в том же духе — и у тебя станет на одного помощника меньше. Уверяю тебя. Мне совсем не хочется умирать ни за что. Если ты не будешь шевелиться — мне тут делать нечего.
- Ты не можешь уйти. - Лицо Нуар наконец-то перестало выражать безразличие. - Ты мне обещал.
- Я могу уйти. И ты ничего не сделаешь.
Теперь Нуар выглядела попросту злой. Ганн довольно улыбнулся. Вот то, чего он хотел. Эмоций. Отзыва на свои слова. Уже лучше.
- Итак, возвращаясь к вопросу, который я задал — как ты хочешь победить Окку?
Нуар сжала локти руками.
- Я же сказала — не знаю. Мне казалось, в кургане я убила его.
- В кургане тебе повезло. - Ганн уселся поудобнее. - Там Окку был слаб и не защищен. Но теперь он не повторит своей ошибки.
Нуар нахмурилась.
- Поэтому он привел армию? - догадалась она.
- Верно. Армия духов — залог его силы и могущества. Лиши его этого — сможешь победить.
Нуар обмякла.
- Но его армия слишком велика для нас троих!
Ганн улыбнулся.
- Поэтому у вас есть я. Но нам нужен воин. Хотя бы один.
- Рашеми нам не помогут. - Сафия остановилась и мрачно скрестила руки на груди. - Не поднимут оружия на Окку.
- Значит, нам нужен тот, кто поднимет, - пожал плечами Ганн. - У нас еще есть время.
Нуар отвернулась и посмотрела в маленькое окно. За ним пламенел закат. В его свете волосы женщины словно горели. Там, внизу, под стенами «Вуали» шумел Мулсантир, а дальше, за воротами — армия духов терпеливо ждала своего часа. Нуар нахмурилась, на лбу пролегли некрасивые складки.
- Времени у нас слишком мало.
Это прозвучало так, словно для них — для всех — не было надежды.
Что ж, если так — Ганну было все равно. Умирать в ближайшее время он не собирался. Если все пойдет не так — он просто исчезнет. В конце концов, он не обещал умереть за чужестранку. И ее судьба его не должна волновать.

***

Воина они нашли там, где и не надеялись найти. Выполняя просьбу Сьюзы и Эфрема, они зашли на Теневой План. Не в первый раз для Нуар и Сафии — и первый — для Ганна.
Последнему было неуютно в черно-сером мире. Казалось, что здесь все утратило краски, уступив место темноте и туману. Даже кожа Ганна из сиренево-голубой стала серой, словно присыпанной пеплом.
Единственное, что не меняло цвет в этом мире — это глаза Нуар. Напротив, они, казалось, светились ярче — и в этом было что-то зловещее. Не бывает у людей таких глаз.
На Теневом Плане человек меняется. Каждый становится тем, кем себя ощущает и кем является на самом деле — без масок и прикрас. Сафия казалась старше и мудрее, а татуировка на ее черепе постоянно меняла свои очертания. Если задержать на ней взгляд надолго — начинает мутить.
А Нуар окружала темная аура, за плечами, словно дымка, шелестели невидимые перья.
«Аасимар».
Как выглядел сам Ганн — он не знал. Но надеялся, что не хуже, чем остальные.
Было тихо. Подозрительно-тихо. В природе не существует такой мертвой тишины. Как будто на весь мир набросили плотный, непроницаемый саван. Это ощущение усиливал едва заметный запах тлена и привкус пепла во рту.
С каждым шагом Ганну делалось все больше не по себе. Он проходил по улицам Мулсантира, но не узнавал их. Все было тем же — и все же иным. А еще его не покидало ощущение, что за ними кто-то неотступно следит.
Это выматывало и жутко нервировало. Ганн не мог заставить себя не оборачиваться. Один раз ему показалось, что за угол очередного домика метнулась длинная, угольно-черная тень.
Дальше, по извилистым улочкам, вверх по холму — и на землю отбрасывает неверную тень храм Миркула. Зловеще смотрел на путников гигантский череп с пустыми глазницами, тянул множество костистых рук вверх и вперед, в серые небеса.
- Странное место для полунебесной, - нервно заметила Сафия. - Я бы сюда ни за что не пошла.
Нуар ничего не ответила. Просто толкнула тяжелые двери и ступила в черноту.
В нос Ганну ударил запах крови, окислившегося металла и пепла. Черные, влажно блестящие стены давили, а еще Ганну постоянно слышались шорохи, шелест и зловещее пощелкивание.
Каэлин они нашли почти сразу же. В темноте высверком — белые перья, волосы и доспех, сияющие крылья и влажные глаза. Чья-то рука сжала Ганну локоть, направляя.
- Ступай смело. Скоро будет светлее.
Голос — перезвон колокольчиков и нежные переливы. Так могут говорить только жители небес.
Действительно, стало немного светлее. На черных стенах горели лампады. Лицо полунебесной выступило из темноты.
Снег и уголь. Красота, на которую просто больно смотреть.
Черно-серая мозаика на стенах, по обе стороны от угольно-черных, изогнутых дверей-врат. Чернота двери была настолько глубокой, что проем казался просто провалом в бесконечность, и лишь прикосновение давало понять, что под рукой не темнота, а холодный металл и камень. И что-то еще — липкое и влажное. Создавалось неприятное ощущение, что дверь кровоточит.
Было бы не удивительно — по поверьям, в храме Миркула реками лилась кровь.
В храме все приобрело свой обычный цвет, но в полумраке, подсвеченном слабым светом лампад и факелов, все предметы казались тусклыми. Даже мантия Сафии смотрелась не кроваво-красной, а тускло-розовой.
- Я слышала ваши шаги, - негромко произнесла полунебесная, остановившись и аккуратно сложив за спиной крылья. - Странное место для прогулки. На Плане Теней опасно.
- Мы искали тебя, - ответила Нуар. - Ты ведь Каэлин Голубка?
Можно было бы и не спрашивать. Ганн не был уверен, что на Теневом Плане бродит еще одна полунебесная. Хотя он бы уже ничему не удивился.
Нуар и Каэлин говорили долго. Аасимарка что-то горячо объясняла полунебесной, Каэлин негромко спрашивала о чем-то. Ганн утратил к разговору интерес. Он знал, что Каэлин согласится. Но не просто так. Никто ничего не делает просто так. Даже потомки ангелов.
- Я верю тебе, - сказала Каэлин после недолгого молчания. - Но я должна попросить тебя от ответной услуге.
«Ну я же сказал!» - самодовольно подумал Ганн, рассматривая мозаики. Вблизи они казались ничем иным, как чередованием черного обсидиана и серого камня, но стоило ему отойти на пару шагов, как картина принимала свой истинный вид.
Битва, немыслимые чудовища, серебряный меч, взметнувшийся к тусклым небесам...
- Мы уходим, - шепнула ему Сафия, дернув за руку. - Нуар!
Ганн обернулся — аасимарка стояла за его спиной, остекленевшим взглядом вперившись в мозаику. На ее лице застыло странное выражение — эмоции сменяли одна другую, словно в цветном водовороте.
Страх, удивление, неприятное узнавание, печаль.
Каэлин мельком посмотрела на мозаику. Слегка прищурилась.
- Это сцена битвы между Акачи и Миркулом, - сообщила она в тишину.
- А в его руке — меч Гит?
Нуар замолчала. Каэлин удивленно посмотрела на нее.
- Не знаю. Это серебряный клинок Акачи Предателя. А что?
- Ничего. - Нуар мотнула головой и с видимым усилием отвернулась. - Пошли отсюда. Мне здесь не по себе.
И Ганн был склонен с ней согласится.

***

Каэлин, пожалуй, была самой молчаливой из новых спутников Ганна. Разумеется, после Нуар. Полунебесная не разговаривала, пока ее не спрашивали, молилась в одиночестве и иногда — пела. Голос у нее был красивый, тонкий, необыкновенный. Слушая его, по телу Ганна пробегали мурашки. В ее песнях всегда была боль, ярость и невыносимая грусть. Становилось совсем тошно. Поэтому Ганн всегда уходил, когда полунебесная начинала петь. У него не хватало терпения — ведь вместе с песнями Каэлин подсознательно делилась и своей памятью. А Ганну хватало грез и снов Нуар и Сафии. Не хотелось еще слышать голоса прошлого и видеть ангелов с глазами цвета расплавленного золота.
Каэлин не выдавала заинтересованности и волнения перед предстоящим сражением. Этим она была похожа на Нуар. Немного. Но если Нуар, казалось, было все равно и вообще наплевать, то Каэлин просто была спокойна. Такое спокойствие бывает у тех, кто видел слишком много смертей и привык убивать, хотя ненавидел это делать.
Без доспехов, в обычной, повседневной одежде, Каэлин не утратила своей суровой красоты. Несмотря на худощавость, от нее исходила сила. Достаточно было посмотреть на мозолистые ладони и выпирающие вены. Она не выглядела нежной и тем более слабой. Кто угодно — только не она.
Вечер в «Вуали» проходил тихо. Настолько тихо, что казалось, напряжение, воцарившееся в театре, должно звенеть, как потревоженная лютня. Волновалась даже Нуар — ее выдавали напряженные, словно окаменевшие, плечи и побелевшие костяшки пальцев. Сафия массировала пальцами виски и шепотом проговаривала про себя заклинания. Ганн проверял состояние своего лука и раз за разом пересчитывал стрелы. Каэлин подтягивала ремешки на доспехах и казалась самой спокойной.
- Когда мы выдвигаемся? - севшим от волнения голосом спросила Сафия.
- За час до рассвета, - ответил Ганн. - Утром духи наименее сильны.
Все промолчали. Сафия положила в карман несколько бутылочек с целебными зельями. И сжала влажными ладонями посох.
За час до рассвета они дружным шагом подошли к воротам. Прохладный ветер овевал разгоряченные лица и трепал волосы. Крылья Каэлин тихо шелестели, от них серебристыми бликами отражался лунный свет. На черно-синем небе блекло догорали звезды. На востоке слегка порозовело небо.
Ворота со скрипом раскрылись, пропуская их за линию оборонительных стен.
Армия Окку в сумраке казалась всплеском ярких красок, принявших причудливую форму зверей. Полупрозрачные тела телторов переливались фиолетовым и нежно-синим. Дриады отливали темной зеленью. Земные элементали сияли огненно-красным.
Окку стоял во главе отряда, вскинув тяжелую, величавую морду. Его шкура светилась так ярко, что начинали болеть глаза. Синий, красный, оранжевый, желтый, нежно-сиреневый, зеленый.
И глаза, почти незаметные на лохматой, огромной морде. Серьезные, мудрые, полные спокойствия глаза. Такой взгляд может быть только у бога.
Нуар остановилась. Остальные — тоже. Окку склонил голову набок, дернул черным, влажным носом, словно принюхиваясь. Слегка ощерился.
- Ты пришла. - Глубокий, идущий, кажется, из глубин мироздания, голос. - Я рад. Нам не придется нападать на Мулсантир.
Нуар несколько раз вздохнула.
- Мне жаль, что до этого дошло.
- Мне тоже, - согласился Окку. - Но пойми — я не убиваю без нужды. А зная, кто ты... я совершаю доброе дело. Жаль, что ты не понимаешь этого. Если бы ты знала, кем ты стала — ты бы сама просила о смерти.
В голосе Окку слышалось глубокое раскаяние. Ему и вправду не хотелось проливать кровь. Что-то заставляло его поступить так, а не иначе. Он не лукавил.
Окку никогда не врал.
Еще пара мгновений — и Окку зарычал. Его армия содрогнулась, прислушиваясь к призыву своего божества — а потом надвинулась на маленький отряд Нуар волной, полной цветов, запахов и ощущений.
Все остальное Ганн запомнил плохо. Помнил лишь, как Нуар уворачивалась от огромных, загнутых когтей Окку, как сыпала заклинаниями Сафия, как металась по поляне Каэлин, окруженная белоснежной аурой. Оглушительный рев разъяренных и погибающих телторов, дриад и элементалей затапливал уши, и ничего не оставалось, кроме него.
Ганну было нелегко убивать телторов. Каждый смертельный удар — словно колотая рана в сердце. Ведь телторы — это душа и сердце Рашемена. Телторы вырастили его самого, маленького мальчика, брошенного на пустошах северной страны. Именно от них он узнал все, что знал сейчас.
А теперь он убивал их во имя чужеземки с запада.
«А оно того стоит? К чему столько ненужных смертей, когда нужна всего лишь одна?»
Ганн вздрогнул, и стрела, предназначавшаяся для очередной дриады, пролетела мимо цели.
Дриада закричала и двинулась на него, размахивая изогнутым, острым серпом. Одно движение — и дриада рухнула на землю с трепещущей в горле стрелой.
Дрожащими пальцами он вытащил стрелу из нежного, белого горла и снова прицелился. В девушку с темными волосами и глазами цвета янтаря.
«Это правильно. Не нужно смертей. Лишь одна».
Внезапно Нуар рванулась вперед, на секунду сблизившись с Окку. Над полем пронесся общий, протяжный вздох. И наступившая следом тишина казалась гробовой.
Ветер приминал густую, покрытую каплями крови, траву.
Окку стоял один — на его шкуре расцветали рваные, зияющие раны. Из любого живого существа сейчас бы хлестала кровь — но из Окку медленно вытекал цвет.
Вытекал — превращался в тонкую золотую нить — и тянулся к груди Нуар, просачивался сквозь ее тело и растворялся, словно пожираемый кем-то невидимым за плечами аасимарки.
Было что-то невыразимо жуткое в этом зрелище. Глаза Нуар горели адскими кострами, она скалилась, и выглядела дикой. Словно животное. Или даже хуже.
Она была чудовищем.
У Окку подогнулись лапы, и он тяжело бухнулся на грудь, опуская голову. Он растворялся, медленно и мучительно, и на это было невозможно смотреть.
- Вот, кто ты, - прохрипел старик-медведь, пытливо разглядывая побледневшее лицо Нуар.
- Что происходит? - частила Сафия. - Прекратите! Пожалуйста!
- Это Голод. - Окку вздохнул, дернувшись вперед, словно золотая нить тянула его. - Голод внутри нее.
Нуар закрыла глаза. Сжала руки. Из горла ее вырвался животный рык.
- Остановись! - Впервые за все время Ганн услышал, как кричит Каэлин. - Ты убиваешь его!
Тонкий, мерзкий свист — словно по воздухе хлестнули плетью. Нуар подалась назад, изогнувшись дугой, словно нечто ломало ее ребра изнутри. Плечи аасимарки окутала темнота, и Ганн увидел — длинные, черные щупальца, которые силились дотянутся до раненого Окку, подбирались все ближе, медленно, мучительно...
И тут же исчезли.
Окку обессиленно закрыл глаза. И вздохнул — глубоко и с наслаждением, словно новорожденный.
Нуар тяжело дышала. Она стояла на коленях, прижимая руки к груди, словно силилась запрятать нечто глубже, в глубины своего тела. Ей было больно. Это было видно по тому, как побелела ее кожа, как на лбу выступили капельки пота, как руки загребают землю и вырывают густую траву.
Тихо скрипели деревья вокруг. С присвистом дышала Сафия.
- Что я? - выдавила Нуар, подняв голову.
Черные, мудрые глаза Окку встретились с глазами аасимарки.
- Ты — Голод. Убийца моего народа. И мое проклятье. Теперь ты знаешь. Теперь ты видишь, кто ты есть. И в этом есть моя вина, малыш. Я не смог тебя убить.

Глава II

Ганн проснулся от того, что левую ногу свело судорогой. Выругавшись сквозь стиснутые зубы, он рывком сел на жалобно скрипнувшей постели и начал растирать пронзенную болью лодыжку, разгоняя по ней тепло. В комнате было холодно и сыро. Не спасало даже шерстяное одеяло и теплая рубашка.
На соседней кровати заворочалась Сафия. Смуглая рука выскользнула из-под одеяла и свесилась над полом. В неверных, серых утренних сумерках волшебница выглядела старше. И утомленнее, чем обычно.
Ганн прищурился и окинул взглядом комнату. Каэлин еще спала, аккуратно сложив крылья за спиной. В отличие от вечно дрожащей Сафии, полунебесная спала без одеяла, полностью одетая, словно в любой момент пробуждения была готова сорваться с места и уйти, не задерживаясь.
Уже не в первый раз ведьмак задался вопросом – удобно ли Каэлин спать на своих крыльях?
Зевнув, парень спустил ноги с кровати и потянулся негибким ото сна телом. Тишину в комнате нарушало лишь тихое дыхание спящих. Звук отчего-то успокаивал.
Ганн несколько раз сонно моргнул и обернулся на кровать Нуар.
Она была нетронута. И пуста.

Нуар он увидел прежде, чем она заметила его. Аасимарка стояла далеко от стен Мулсантира, покачиваясь, и смотрела на запад. Она была боса, потускневшие черные волосы полоскал ветер, руки что-то теребили, а губы беззвучно шевелились. Бледные лучи солнца освещали ее белое, болезненное лицо.
Заслышав шаги Ганна, она обернулась. Слегка дернула уголками губ и подошла на пару шагов ближе. Ноги у нее были мокрые от росы.
- Редкий цветок в моей стране, - сказала она просто, словно продолжала недавно прерванный диалог. – Лунная лаванда. Когда ее срываешь, то из стебелька вытекает красный сок.
Нуар вытянула руку. И вправду – кончики белых пальцев были перепачканы кроваво-красным. Таким же цветом были перемазаны ее шея, губы и щеки. Эти пятна придавали Нуар до дрожи безумный и пугающий вид.
Ганн промолчал. Просто смотрел.
- Знаешь, этот цветок напоминает мне тебя. Его лепестки такого же цвета, как и твоя кожа.
Со стебелька цветка снова капнул сок, и Нуар медленно размазала его по щеке. После чего поднесла влажные пальцы к губам и медленно облизнула.
Ганн на мгновение представил, что сок на ее губах – его кровь.
Его передернуло.
- Ты ради этого здесь? – выдавил он, уже жалея, что пришел искать ее.
- Нет. – Нуар покачала головой, после чего вплела цветочек лунной лаванды в волосы за ухом. – Я разговаривала с Окку.
- А почему босиком?
- В детстве я любила бегать без обуви.
Ганн не смог сдержать дрожи отвращения, глядя на ее отсутствующее, полное безмятежности лицо. Янтарные глаза Нуар встретились с его собственными. Уголки бледных губ слегка опустились книзу.
- Я тебе неприятна, да?
Ганн не ответил. Она казалась ему безумной – женщина, которая ходит босиком, пьет сок из стеблей лунной лаванды и держит возле сердца Пожирателя Духов.
Поняв, что Ганн не собирается отвечать, Нуар даже не обиделась. Подошла еще ближе, сорвала несколько цветов и присоединила к охапке, которую уже успела нарвать.
- Как думаешь, Магде понравятся эти цветы?
Ганн мельком взглянул на букет в перепачканных красным соком руках.
- Она будет в восторге.
Нуар светло улыбнулась и убрала прядь волос, упавшую на лицо.
- Хочется встретиться и поговорить с ней. Она, наверное, напугана.
«Тобой будет еще больше».
- Я рада, что Шева разрешила ей и остальным вернуться.
«Их нужно было держать подальше от тебя».
Внезапно женщина коснулась запястья Ганна и слегка сжала его. На коже парня выступили мурашки – пальцы Нуар были ледяными.
- Я рада, что ты со мной, - просто сказала аасимарка. – Я благодарна за то, что ты согласился помочь.
- Не за что благодарить. – Как можно более вежливо, Ганн высвободился и вымученно улыбнулся. Видят духи, как ему хотелось оказаться подальше от этой женщины и от этого города. Но ему хватило такта не сказать этого вслух. - Тебе лучше вернуться в театр. Когда я уходил, Магда уже вернулась. Ей есть о чем рассказать тебе.
Нуар кивнула.
- Я скоро приду. Соберу еще несколько цветов.
Ганн кивнул, отвернулся и быстро зашагал к воротам. А Нуар еще долго стояла на поляне, под шелестящим травами ветром, и смотрела ему вслед.

***

- Ты чем-то встревожен, Ганн?
Парень обернулся. За его спиной застыла Каэлин – само спокойствие и сочувствие. Взглянув в ее черные, почти без белков, глаза, Ганн понял, почему решил не встречаться с ней взглядом – невозможно было смотреть в эти черные провалы на белом, как снег, лице, и не видеть ничего, кроме своего отражения.
- Немного не по себе, когда рядом с тобой живет монстр, - ответил он медленно, снова отвернувшись и сложив руки на груди.
Каэлин посмотрела вперед, на центр сцены – там Нуар разговаривала с Магдой. Гномка явно нервничала, дергала деревянные бусы на своей шее, и бросала неуверенные взгляды на остальную труппу. Те предпочитали отмалчиваться, и Магде не оставалось ничего, как сбивчиво отвечать на вопросы Пожирательницы. Нуар по-прежнему сжимала в руках свой злосчастный букет. Выглядело это немного по-идиотски.
- Девочка не виновата, что на нее пало проклятье, - мягко возразила Каэлин. – Это был не ее выбор.
- Знаю. И все же мне тревожно рядом с ней.
- Не только тебе.
Ганн коротко взглянул на лицо Каэлин. Что-то изменилось – вместо обычной сдержанной и вежливой маски на нем отразилось волнение.
- Тебя тоже все это тревожит?
Какое-то время Каэлин молчала.
- Она слабая, Ганн-из-Грез. И я… плохо вижу ее. И не совсем понимаю. Смотреть на нее – все равно, что смотреть в мутное, разбитое зеркало. Отражение искажается и исчезает.
- Она ненормальная, - буркнул Ганн.
- Ты несправедлив к ней.
- Я говорю то, что думаю. Она убегает утром собрать цветы лунной лаванды и пьет их сок, она улыбается так, словно ничего вообще не происходит. Словно не она – воплощение кошмарных легенд рашеми!
- Цветы – это всего лишь цветы, Ганн. – Лицо Каэлин слегка посуровело. – Ничего больше.
Они немного помолчали, прислушиваясь к беседе Нуар и Магды. За плечами аасимарки застыла изваянием Сафия, неловко переступая с ноги на ногу – выглядело это так, словно ей не терпелось уйти, но что-то держало ее на месте.
- Почему ты осталась с ней? – негромко спросил Ганн. – После битвы и даже сейчас?
- Моя вера и мои убеждения говорят мне, что так правильно. Эта девочка потерялась в тенях, и ей не справиться в одиночку.
- Звучит очень мило, но я никогда не верил в бескорыстную помощь.
- Ты вообще далек от веры, Ганн. От веры в богов, от веры в людей. Даже от веры в самого себя.
Ганн поежился. Вот еще одна не самая прекрасная черта Каэлин – она прекрасно видит души. Хуже всего в этом то, что иногда она говорит до неприятия чистую правду.
- И Нуар такая же, как и ты, - почти шепотом добавила Каэлин. – Потерявшаяся.
- Не сравнивай меня с ней!
Нуар и Магда резко обернулись – кажется, последние слова Ганн выпалил слишком громко.
- А почему ты остаешься с ней? – спросила Каэлин, когда Нуар и Магда снова заговорили.
Парень нахмурился. По правде сказать, он и сам не знал, почему он все еще здесь, рядом с чудовищем в человеческом теле, а не где-нибудь далеко от Мулсантира, этого города с двойным дном. Ему хотелось уйти. Он не раз думал об этом. Но каждый раз он откладывал свой уход еще на один день. А за ним – на следующий.
- Я остаюсь здесь потому, что она – чудовище, - медленно произнес Ганн, не отрывая взгляда от белого лица Нуар, на котором единственное, что казалось живым – были глаза. – Она Пожирательница Духов. А я – проводник. Я не смогу защитить духов этой страны, если буду далеко от того, кто их пожирает.
- Что ты хочешь этим сказать, Ганн?
- Если у нее не получиться… избавиться от проклятия – кто-то должен будет ее убить. Чтобы она не уничтожила все, что дорого мне и остальным рашеми.
- Она справится. – Каэлин покачала головой. – Не знаю как, но я верю в это.
- Она умрет. Как все Пожиратели до нее и все, что будут после. Голод убивает быстро.

***

Пожалуй, Ганн уже ненавидел Теневой План. За последние несколько дней путешествий по нему было слишком много.
Ганну тяжело было находиться в этом мире, где существовало только черное и серое. Казалось, что чем больше времени проводишь на Плане, где все меняется и теряет смысл, то очень скоро можешь потерять самого себя в подступающих тенях.
«Вуаль» с изнанки казалась Ганну очень жутким местом. Маски на стенах перешептывались, скалили безгубые рты в восковых улыбках и провожали путешественников пустыми провалами глаз. Ганн старался не вслушиваться в их шепот. Что-то подсказывало ему – заслушаешься – потеряешься.
Нуар ступала спокойно и уверенно – она уже была здесь вместе с Сафией, и уже начинала привыкать к тому, что у мира есть искаженное, уродливое отражение – Теневой План.
И совсем не удивилась, когда во мраке потайной комнаты Лиенны к ней выскользнули три длинные, уродливые тени.
Нуар узнала их – красноглазых, напуганных горгулий, вспомнила их когтистые лапы, высвободившие ее из-под завала руин Мерделэйна, вспомнила их хриплый, леденящий кровь шепот.
Затравленные, напуганные создания, рабы чужой воли, они не были ее врагами.
Горгульи шептались с ней, просили о помощи, касались попеременно ее лица, волос и бледной кожи рук. Прикосновения были ледяными.
- Темная, темная, - всхлипывали они в ужасе. – Мы оставили тебя в Кургане с тем, и ты стала темной, как и он сам.
Они говорили – про Лиенну, про Нефрис, про Шабаш Ведьм. А Нуар слушала. Голоса горгулий отдавались эхом в ее голове, сливались с другими - голосами из прошлого, обрывками видений – и вместе это был многоголосый, чудовищный хор, затопляющий сознание подобно черной воде, проникающей в пробитое дно лодки на середине быстрой реки…
- Дремлющий Шабаш?
Ганн, нахмурившись, сделал шаг ближе. Нуар медленно посмотрела на него – на надменное, напряженное лицо, на криво изогнутые в презрительной гримасе губы, а потом – в глаза. В самую глубину черных зрачков.
Мельтешение образов, хаотичные движения мыслей и оттенков чувств. Нуар не видела лица – она смотрела только в глаза.
На мгновение ей стало интересно – а что видит Ганн в ее собственных глазах? Отражение собственного безумия?
- Ты знаешь, о чем они говорят.
Нуар не спрашивала.
И тут же ощутила всплеск раздражения – почему-то Ганн ненавидел, когда она обращалась лично к нему.
- Кажется, знаю. Они говорят про Дремлющий Шабаш. Про таких, как я.
- Зачем Лиенне и Нефрис нужно было идти к ним? – слабо подала голос Сафия.
- Мы не знаем, - застонали горгульи. – Отпусти нас, Темная. Мы хотим уйти.
Нуар кивнула, коснулась каждого уродливого лица ладонями. Ганна передернуло от того, с какой легкостью она трогает этих тварей – так, словно они лучшие друзья.
Отвратительное зрелище.
После твари исчезли – поклонившись, они снова скрылись в тенях.
- Моя мать и Лиенна зачем-то обращались к Дремлющему Шабашу, - взволнованно произнесла Сафия. – И наверняка что-то узнали. Что-то очень-очень важное.
Нуар посмотрела на волшебницу отсутствующим взглядом. Словно была не здесь, а где-то далеко – парила в своих мыслях, погрузившись в глубины своего разума – или той сущности, что жила около сердца.
- Мы знаем, как туда попасть?
- Мы не знаем, - перебил ее Ганн. – Лично я только догадываюсь, где искать город под водой.
- Ты покажешь мне?
Ганн обжег Нуар мрачным взглядом и поджал губы.
- Разве у меня есть выбор?
- Разумеется. – Больше Нуар не проронила ни слова.
Мысли о Дремлющем Шабаше занимали Ганна еще долгое время спустя. Несмотря ни на что, при одном воспоминании о городе под водой его охватывала нервная дрожь. Город, где по камням течет холодная вода, город, где спят карги, город, где он получил жизнь и сделал свой первый вдох. Его всегда тянуло туда. Просто сейчас – сильнее, чем когда-либо.
Много раз он искал его, и один раз был близок к тому, чтобы найти. Тогда он стоял на берегу озера, мутного, пахнущего разложением озера, и смотрел, как извиваются над его поверхностью длинные, розовато-серые щупальца. Тогда он понимал – он рядом. Но не мог найти входа в собственный дом.
Он парил в собственных мыслях до полуночи, когда понял, что глаза уже слипаются. Сафия на верхней кровати уже спала, свесив руку вниз – тонкая ладонь слегка покачивалась, и Ганн какое-то время заворожено следил за ней. Потом ему надоело.
Каэлин ушла – она иногда уходила, но всегда неизменно возвращалась. Никто не смел спрашивать, где она может пропадать.
Нуар сидела на своей кровати, прислонившись спиной к стене, и смотрела широко открытыми глазами в открытое настежь окно. Белый лунный свет сиял на ее лице, добавлял блеска и без того безумным глазам. Они светились, точно глаза лесного хищного зверя. Жуткое зрелище.
Словно почувствовав на себе взгляд, Нуар медленно повернула голову и уставилась на Ганна своими безумными, желтыми глазами, ярко горящими на белом лице. Ганн притворился спящим, но от ее взгляда ему стало совсем не по себе. Не должно быть у человека таких глаз.
Взгляд Каэлин и то переносить легче. В черных глазах Голубки – красивое отражение и бездонная глубина сострадания.
Взгляд Нуар – водоворот чувств, мыслей и бешеного Голода, которого она никогда не научится скрывать. Глаза чудовища в ночи.
Нуар смотрела на Ганна долго. Скользила взглядом по внешне спокойному лицу и расслабленным рукам. Из-под полуопущенных ресниц Ганн наблюдал за самой Нуар, гадая, сколько она сможет так просидеть. Час? Два? Всю ночь?
А еще ему было интересно – голодна ли она?
Нуар зашевелилась, осторожно спустилась с кровати – движения женщины были бесшумными. Босые ноги прошлепали по деревянному полу.
Ганн едва подавил дрожь, когда Нуар опустилась рядом с ним на колени и заглянула в лицо. Ее дыхание коснулось его лица. Аасимарка замерла, прищурившись, и стала покачиваться, обняв себя руками.
«На что ты смотришь?» - хотелось спросить Ганну, но он не решился. Почему-то ему стало невыносимо жутко под этим прямым взглядом Пожирательницы. Казалось, она силится заглянуть ему в душу этими странными глазами. Неприятное чувство. Словно тебя раздевают на глазах толпы.
Интересно, она каждую ночь поступала так же?
Она сидела так, кажется, целую вечность – безумная Беренника Нуар – а потом резко поднялась, словно увидела все, что хотела.
Ганн вдруг со всей четкостью осознал, что она знала, что он не спит.
Мысль была неприятной.
Нуар еще какое-то время стояла неподвижно, переступая босыми ногами, после чего как-то судорожно вздохнула и вышла из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.
Ганн понял, что все это время его сердце билось гулко и быстро, заходясь от ужаса.
Он боялся ее. О духи, он боялся эту женщину!
Повернувшись на спину, он прислушался к тому, как тихо звучат шаги Нуар по деревянным половицам, как почти неслышно скрипнула дверь театра. Потом шаги перестали звучать.
Она ушла.

Ганн не совсем понимал, зачем снова идет за ней – одинокой фигуркой под лунным светом, бредущей по улицам, словно лунатик, ведомый своей болезнью. Снова женщина скользнула за ворота Мулсантира, и пошла быстрее – по густой траве и мягкой земле, вниз по холму, к медленно бегущей реке. Было холодно. Ночи Рашемена всегда холодны.
Ганн задавался вопросом, куда она уходит каждую ночь, но потом заметил, как навстречу Нуар поднял голову дремлющий Окку, и поневоле восхитился.
Была бы воля Ганна – он ни за что не подошел бы к старику-медведю в одиночку.
Но Нуар шла спокойно и без страха, касаясь ладонями стеблей ночных цветов, и улыбалась. Немного безумно, как все, что она делала, но тепло и счастливо. Словно шла на встречу не опаснейшему существу, а к лучшему другу.
- Опять не спишь, малыш? – прорычал Окку, встречаясь с Нуар взглядом.
Аасимарка покачала головой и села рядом с богом-медведем, спиной к Ганну, лицом к реке, любуясь лунными бликами на ее спокойной поверхности.
Ганн замер неподалеку. Наверное, нужно было уйти, но он остался. Спроси его кто-нибудь сейчас – зачем – он бы не смог ответить.
- Мне не спится в этом театре, - призналась женщина, сцепив руки на коленях. – Там странные голоса из темноты, и маски. Они как живые. Что-то шепчут друг другу, плачут и смеются. От них у меня голова болит.
Окку глухо заворчал и лег, положив голову на скрещенные лапы. Ганн поневоле содрогнулся, увидев его длинные, загнутые когти. Почему Нуар не боится? Да, бог-медведь принес клятву, но находиться рядом с таким существом – все равно страшно.
Или нет?
- Почему ты приходишь именно сюда? – спросил Окку.
- Здесь лучше видно небо, - просто ответила Нуар. – В Рашемене совсем другие звезды. Не такие, как в Невервинтере. Но вот Слезы Селун видны лучше, и светят они ярче. И кажется, что небо здесь ближе – не такое далекое.
Ганна удивила та легкость, с которой она и старый Окку разговаривали. В театре Нуар почти ни с кем не разговаривала, чаще отмалчивалась. А теперь она казалась нормальной. Обычным человеком, в котором нет ни капли безумия. Не было привычной зажатости и странного взгляда исподлобья.
- Тебе хочется вернуться домой, малыш?
- Иногда мне кажется, что да. Хочется.
- Иногда?
- Просто там меня никто не ждет.
Ганн уловил горечь, сквозившую в ее словах.
- А родные?
- У меня никого нет.
Это она сказала просто – кажется, привыкла к самой мысли о том, что она действительно одна.
Окку странно заворчал.
- И дома у тебя нет?
- Раньше был. Но его уничтожили. На войне.
- И поэтому ты здесь?
Нуар странно улыбнулась, а потом коснулась плеча Окку озябшей рукой. Ганна вверг в ужас этот жест – Окку ведь не терпит такого отношения – но старик-медведь лишь прикрыл глаза и позволил аасимарке привалиться к своему мохнатому, разноцветному плечу.
Они заговорили тише. Их голоса – рычащий – Окку, и мягкий – Нуар сливались с шорохом ветра в траве и шелестом речной воды, накатывающей на каменистый берег. Где-то громко ухнула сова.
А потом Нуар начала петь.
Голос у нее оказался очень чистый, негромкий, немного дрожащий, но слушать его было приятно. Ганн не узнавал слов – песня была западной. Чужой.
Парень подошел немного ближе, стараясь держаться в тени, и закрыл глаза. Мысли и чувства Нуар ударили цветным потоком, и не в словах песни – в интонации и ощущениях – Ганн увидел все.
Деревушку в болотах, крепость под ярким солнечным светом, долину с медленно бьющимся хрустальным сердцем.
Окку тоже это чувствовал. Слушал. И видел.
Внезапно песня прервалась, и поток мыслей и грез – тоже. Сначала Ганн был напуган этой переменой – казалось, Нуар поняла, что она и Окку не одни.
А потом она мучительно, горько, беззвучно разрыдалась – и в этом плаче было столько боли, что Ганну стало неловко. Он не должен слушать, все это – от начала до конца – не для его ушей. Слышать такое – все равно, что отдернуть полог на женской кровати без разрешения. Слишком личное. Слишком чужое.
Но он слушал.
И в первый раз он усомнился в одном – а чудовище ли она?
Ведь по легендам, твари не проливают слез.
И сразу же пришло понимание. Нуар была здесь совсем одна, в чужой стране, без друзей и родных, лицом к лицу с медленно убивающим ее проклятием. У нее никого не было, и она, чудаковатая женщина, пережившая войну, чувствовала себя брошенной.
Ганну стало мучительно стыдно от того, что раньше он этого не понимал. Не понимала Сафия, привязанная к Нуар только чувством долга. Не понимала Каэлин, которая преследовала свои цели.
Понял только Окку.
Так догорала ночь.

запись создана: 14.04.2013 в 13:03

@темы: Фанфикшн, Neverwinter Night II, Мое-мое-мое, все мое! Этот мир мой, вы слышите? МОЙ!!!, Личная криворукость, Мое творчество

---

Огни Лос-Анджелеса

ОГНИ ЛОС-АНДЖЕЛЕСА

Название: Огни Лос-Анджелеса.
Автор:  Батори,  Мона-Эл
Фэндом: Vampire: The Masquerade - Bloodlines
Рейтинг: PG-13
Размер: миди
Персонажи/Пейринг: фем!бруджа/ОМП
Примечание: Серия убийств в Лос-Анджелесе потрясает воображение и привлекает слишком много внимания. Как смертных, так и бессмертных.
Статус: с процессе написания.

Музыка под настроение

Скачать бесплатно Skillet - Awake And Alive на Muzebra.com.


Скачать бесплатно Within Temptation - What Have You Done на Muzebra.com.


Скачать бесплатно Mark Isham - The Host Of Seraphim (Dead Can Dance) на Muzebra.com.


Скачать бесплатно Apocaliptica - Deathzone на Muzebra.com.


Скачать бесплатно Otto Dix - Пыль на Muzebra.com.


Скачать бесплатно Massive Attack - Angel на Muzebra.com.


Скачать бесплатно Klaus Nomi - The Cold Song на Muzebra.com.

I

***

"Ночью Лос-Анджелес - это сплошные огни. И тени". (с)
Нил Гейман "Зеркала и Дым"

Эван Крамер

Глаза слипались, и буквы на мониторе принялись лихо отплясывать тарантеллу. Эван откинулся на кресле и слегка помассировал глаза. Вздохнул, сделал глоток давно остывшего горького кофе, и вновь принялся за отчет.
Эвану Крамеру было двадцать три, и вот уже два месяца он работал в полиции. По его мнению, он торчал здесь уже вечность, но до дел его еще не допускали, предпочитая сваливать на новичка бумажную волокиту.
Время уже близилось к полуночи, и почти весь отдел покинул участок. Один только Эван остался работать, надеясь выслужиться и получить, наконец, настоящее задание.
Он вяло стучал пальцами по клавиатуре и давился гадким на вкус кофе, когда тишину офиса прорезал звонок. Крамер вздрогнул от неожиданности и снял трубку.
- Вейр. Монтана-авеню, на пересечении двадцать шестой улицы, у нас тут групповое убийство. Кто в участке? Нам нужна помощь.
У Эвана даже дыхание перехватило. Вот она долгожданная возможность для него.
- Крамер. Я здесь один.
- Крамер? Ты тот новенький? – на том конце провода воцарилась гнетущая тишина и наконец, детектив Вейр продолжила. – Ладно, приезжай.
Эван еще с минуту слушал длинные гудки, прежде чем осознал, что его сейчас допустили до дела. Он принялся торопливо собираться, захлопнул крышку ноутбука, даже не выключая, отчет подождет, надел кобуру и накинул светло-серый плащ, точь-в-точь, как у Коломбо.
Выходя на улицу, он машинально поднял воротник и тихо прошептал.
- Детектив Крамер…

***

Он едва не наступил на глаз. Тот был мягким, и похож на варенное яйцо. Даже крутился также. И не переставал смотреть на него.
- Крамер! Не порть улики!
Шерон Вейр размашистым шагом двигалась к нему. Это была очень решительная и сильная женщина, настолько, что тот факт, что она женщина как-то забывался.
- Улики? – ошалело спросил Эван.
Вейр в ответ слегка пожала плечами и вздохнула.
- Знаю, выглядит хреново, но нам еще нужно как-то опознать этих бедолаг… - она хлопнула его по плечу и бодро продолжила. – В общем, надевай перчатки и осматривайся. Ищи документы, фотографии, блокноты. И постарайся не наступить… ни на что.
Что она имела в виду, Эван понял, только зайдя глубже в квартиру. Тела были просто разодраны, ничего подобного он даже представить не мог. Будто дикий зверь здесь поработал, а затем кто-то картинно раскидал внутренности по помещению. По квартире витал омерзительный запах разложения и еще более тяжелый запах вывернутых кишок. Крамер уставился на тело жертвы, чей желудок был полностью вскрыт и понял, что не может отвести взгляд. К горлу подкатил комок, а руки мелко задрожали. Эван судорожно попытался расслабить галстук, глубоко вздохнул, а затем резко закашлялся, поняв, что эта была плохая идея.
«Это все кофе. Я выпил слишком много паршивого кофе», - успокоил он себя и пошел дальше.
Вейр сказала, что нужно искать фотографии, именно этим он и начал заниматься.
И старался не смотреть вниз, на разорванные тела.
Фотографии он нашел в гостиной. Диван, пара кресел и маленький журнальный столик. Также как и в тысячах других квартир. Эван опустился рядом со столиком и осматрел фото в причудливых, немного нелепых рамках.
Почти на каждой он обнаружил обычную, среднестатическую семью: мужчина, женщина, двое детей. Как они могли оказаться жертвами столь зверского убийства, оставалось загадкой.
Он сложил найденное в мешок и пошел на кухню.
Холодильник был обклеен магнитками, явно привезенными из поездок, и стикерами. «Задержусь на пару часов, у нас проверка. Пожалуйста, купи молоко»; «Эми, не забудь сделать историю»; «Кто-нибудь вычистите клетку Императора! Серьезно, от нее уже воняет. Ваш папа».
Эван тяжело вздохнул, нервно щелкнул пальцами и направился дальше. Но стоило ему зайти в другую комнату, как он наткнулся на тело ребенка, совсем маленького, точнее, на то, что от тела осталось. В глазах потемнело, и он тяжело оперся о косяк. И даже не заметил, как подошла Вейр.
В ноздри ударил крепкий запах спирта и Эван резко вздрогнул.
- Всегда ношу с собой, - Шерон закрутила крышку бутылочки и положила ее в сумку. – Не повезло тебе с первым делом. Можешь проветриться минут пять.
Она слабо улыбнулась, и Эван заметил в ее глазах откровенное сочувствие. Он кивнул в ответ, как во сне покинул квартиру, зашелв лифт и сполз по стенке.

Домой он вернулся уже под утро. Долго возился с ключами, зашел в квартиру и сбросил плащ. Только сейчас он заметил, что тот заляпан кровью, да так, что даже химчистка не поможет. Серый непрактичен, такое носят только в кино.
Эван умылся ледяной водой, и поймал себя на том, что даже не чувствует холода. Из зеркала на него смотрел какой-то другой человек, и он поспешил покинуть ванную комнату.
До начала службы еще четыре часа. Эван повалился на диван прямо в рубашке и брюках и забылся беспокойным сном. Ему снились разбросанные по полу глаза, снилось, что в кружке у него не кофе, а кровь, и под конец его принимаются душить чьими-то кишками. Он сопротивлялся, пытался проснуться, но тело будто не слушалось его.
Эван проснулся резко и поначалу даже не сразу понял, что находится в своей квартире. Будильник настойчиво звенел и он, наконец, это заметил.
На работу он пошел прямо так, в мятой одежде и растрепанный донельзя. Там его ждал холодный кофе и неоконченный отчет. А еще Вейр.
Та сидела на его столе и выглядела свежей, бодрой, будто не она накануне разбиралась с кучей трупов. Она листала газету но, заметив его, спрыгнула со стола и улыбнулась.
- А вот и ты. Шеф вынес мне мозг за то, что я взяла тебя с собой вчера. Так, что теперь я наказана и должна возиться с тобой.
- То есть? – нахмурился Эван, не понимая, о чем идет речь.
- Я теперь твой напарник, Крамер. Официально. Можешь радоваться, ты в деле.
Эван и хотел бы радоваться, но после увиденного это не очень-то получалось. Он устало плюхнулся на стул и спросил:
- Мы будем заниматься вчерашним убийством?
Вейр посмотрела на него немного снисходительно и, аккуратно свернув газету, ответила:
- Забудь лучше об этом деле. По всему Лос-Анджелесу происходят подобные убийства и ни одно еще не раскрыли. Никаких зацепок. Его поддержат на полке пару месяцев, а потом и закроют.
Она ушла, а он принялся через силу дописывать отчет, но мысли снова и снова возвращались к вчерашней ночи. Перед глазами мелькали счастливые фотографии и разодранное детское тело. Кажется, его до сих пор трясло. А еще он не мог забыть слова Вейр о том, что дело просто закроют из-за недостаточности улик.
Поэтому он почти не удивился, когда после работы вдруг поехал не в свою пустую квартиру, а на место преступления.

Он стоял какое-то время перед дверью, не решаясь зайти, а затем одним резким движением сорвал ленту и вошел в квартиру. Здесь все выглядело относительно чисто и аккуратно. Ничего общего с тем, что он видел вчера. Только не до конца выветрившийся запах гнили, да въевшиеся пятна крови напоминали о том, что произошло.
Эван сел на диван, не понимая, что он желал найти. Вейр опытнее его в сто раз и осмотрела здесь все, но все, же он надеялся на что-то. Хотя бы одна маленькая улика, хоть одна зацепка. Ему казалось, что он даже просто хочет понять, в чем причина такого ужасающего поступка.
Он бродил по квартире, как неприкаянный, выбрасывал вещи из шкафов прямо на пол и перебирал их по несколько раз. Но ничего не находил. Наконец он устало оперся на стену и понял, что просто мучает себя.
Он напоследок пролистал тетрадку по истории с добросовестно выполненным домашним заданием, грустно усмехнулся и направился к выходу.
Вдруг посреди всей это тишины раздался отчетливый звук открываемой двери. Эван застыл на месте и, кажется, даже услышал свое сердце, оно забилось быстро и гулко. Крамер осторожно потянулся к оружию и вгляделся в темноту. И тогда он почувствовал резкий удар в живот и услышал рычание.
Он со стоном упал, но успел заметить чьи-то глаза, яркие и светящиеся.
Нечеловеческие.

***

Ли Дестер

ЛяКруа был зол.
Ли казалось, что он был зол почти постоянно. По крайней мере, с тех пор, как ее обратили – точно. Он злился на всех и на нее, обвинял в том, что она плохо выполняет его, несомненно важные, приказы.
За последнее время Ли привыкла к тому, что ЛяКруа бесится, как ненормальный. Чтобы не разозлиться самой, она считала про себя детские считалочки и смотрела в окна.
Окна в роскошной комнате Князя были прекрасны, открывая панораму ночного города. Лос-Анджелес сиял миллионами огней – желтых, зеленых, красных, синих, фиолетовых – мерцал и переливался, как бриллиант под лучами электрического света.
В кабинете ЛяКруа пахло дорогим шелком, тиковым деревом, дровами и почему-то – кофе, хотя вампирам не нужен кофеин. Но запах ненавязчиво преследовал. Как запах разлагающейся плоти. Как запах крови.
За окном ударила молния. По стеклу побежали сияющие капли дождя. Глухо зарокотал гром.
- Ты меня совсем не слушаешь?
Ли с трудом перевела взгляд на Князя. Светлые растрепанные волосы, дорогой костюм, и лицо, которое можно было бы назвать красивым – если бы не это выражение лица – злоба перекашивала точеные черты, и ЛяКруа становился похожим на умалишенного. Яростно горели серые глаза на белом лице. Губы изогнулись в оскале.
- Я слушаю. – Ли спокойно выдержала взгляд Князя. – Просто я не очень люблю, когда на меня орут.
ЛяКруа со свистом втянул в себя воздух. Ли испытала что-то вроде сожаления – наверное, ей не стоило так говорить.
- Ты не имеешь права так со мной разговаривать! – рявкнул он и поднялся со своего кресла – мягкого, кожаного, невыразимо уютного. Ли снова задалась вопросом – для чего вампиру нужны подобные удобства, если такая человеческая проблема как затекшие ноги, уставшие руки и больная спина – больше не актуальны?
«Позер».
- Мне надоело, что ты все делаешь неправильно! Ты оставляешь за собой кучи трупов! Я просил тебя – действовать аккуратно, не убивать людей! А ты что наделала?
- Они меня засекли. – Ли почесала бровь. – Мне нужно было станцевать перед ними?
- Ты не должна была попасться им на глаза! Как теперь люди объяснят, что весь персонал музея превратился в кучу мяса?
Ли ухмыльнулась.
- Не знаю. Может, решат, что один из экспонатов музея ожил и страшно проголодался?
- ЭТО СОВСЕМ НЕ СМЕШНО! Ты ставишь тайну нашего существования под угрозу! Ты ни о ком вообще не думаешь?
- Если я все делаю настолько плохо – может, найдете другую девочку на побегушках?
ЛяКруа прищурился. Затем снова сел, откинувшись на спинку кресла, аккуратно сложил руки на безупречно гладкой поверхности стола.
- Нет, это… не будет рационально, - протянул он. – Ты еще пригодишься.
Ли резко сжала челюсти, чтобы не сказать очередную резкость. Откуда-то изнутри, из сердца, поднималась волна черной злобы и холодного бешенства.
«Ты еще пригодишься», - так говорят о вещи, которую жалко выбросить, но которая будет чудесно смотреться на каминной полке в бабушкиной спальне. Или о другом подобном хламе, который еще можно использовать.
- Я вам в рабы не нанималась.
ЛяКруа вздохнул, провел рукой по своим растрепанным волосам. Жест – выверенный и четкий – снова всколыхнул внутри Ли чувство раздражения.
- Все, что я прошу тебя сделать, ты делаешь не для меня, а для блага всех Сородичей, - поучительно и попеняюще произнес Князь.
Ли издевательски изогнула бровь.
- Да неужели?
- Откуда столько сарказма, Птенец? Все, что я прошу тебя сделать, идет на пользу и тебе, и мне, и всем нам! – Князь театральным движением обвел комнату рукой, словно в роскошных покоях был кто-то еще, кроме него, Ли, и жуткой громилы, которого звали Шериф. Что касалось Шерифа – Ли старалась лишний раз на него не смотреть.
- Я должна чувствовать себя польщенной?
- Благодарной. – ЛяКруа покачал головой, словно разговаривал с маленьким ребенком, которому нужно объяснять какие-либо непреложные правила. – Ты лишь совсем недавно стала одной из нас, и возвысилась так, как не возвышался еще ни один Птенец.
«Это была угроза, нет?»
ЛяКруа замолчал, выжидающе глядя на Ли. Женщина понадеялась, что ее лицо ничего не выражает. По ощущениям, оно должно было напоминать каменную маску.
- И поэтому, - слегка разочарованно продолжил ЛяКруа, - у меня есть для тебя новое поручение.
Ли на пару секунд прикрыла глаза, подавляя совершенно безумное желание взбрыкнуть, сжать пальцы на горле ЛяКруа, и выдрать язык.
- Правда?
- Да. Саркофаг мы оставим… на какое-то время. Есть проблема, которую необходимо решить, и немедленно.
- Угу.
- Увеличилось число зверских убийств. Пропадают люди. Их тела находят изуродованными и вскрытыми, как брикеты с углем. Я уверен, что за всем этим стоит Шабаш, но даже носферату молчат.
- Я тут при чем?
- Тебе нужно все выяснить, - вкрадчиво произнес Князь. – Выяснить и прекратить череду убийств. Иначе наше существование ни для кого не будет тайной, и, я думаю, мне не стоит говорить, что сделают люди, узнав о том, что мы, вампиры, живем рядом с ними.
Дождь за окнами превратился в ливень. Капли серебристыми потоками ползли по стеклу, словно пытаясь просочиться внутрь. Багрово-черные небеса разрывали молнии. При каждом раскате грома панели на стенах слегка подрагивали.
- Я не хочу разгребать это дерьмо, - процедила Ли наконец, не отрывая взгляда от дождевых потоков за окном.
ЛяКруа нахмурился.
- Этим поручением я оказываю тебе честь, Птенец, - сказал он строго. Словно дедушка, отчитывающий внучку за плохое поведение.
- В жопу вашу честь. – Ли поднялась и посмотрела ЛяКруа прямо в глаза. – В жопу вас и в жопу Камарилью.
ЛяКруа поднялся тоже. Тонкие ноздри его точеного носа дрогнули.
- Вы, бруджа, удивительный клан, - сказал он негромко. – Вечно бунтуете против того, что больше и сильнее вас, думаете, что все понимаете – но поверь, это не так. Есть непреложные законы истины, которые помогают сохранять равновесие жизни. Сейчас ты качнула сторону весов равновесия в ту сторону, за которой следует смерть.
- Это угроза?
- Нет. – Холодные серые глаза смотрели прямо и многозначительно. – Просто предупреждаю. Уверен, мы с тобой прекрасно понимаем друг друга.
- И что ты сделаешь? Натравишь на меня свою большую обезьяну?
Шериф за плечами Князя даже не шевельнулся. Словно ему было вообще все равно.
- Я просто уничтожу тебя, и Найнса заодно. Ты ведь дружишь с Родригезом, верно? И с другими анархами. И даже шепчешь им на ушко мои секреты.
Ли почувствовала, как руки Князя сжимаются на ее плечах. Не больно – но чувствительно.
- Ты сделаешь все, что я прикажу тебе, Птенец. Не заставляй меня принуждать тебя силой.
Взгляд Ли обжег Князя ненавистью. Руки сжались в кулаки и снова расслабились.
ЛяКруа слегка улыбнулся. Взял Ли за подбородок и слегка откинул ее голову назад. Жест был нежным, почти интимным, однако Ли не могла отделаться от желания завопить.
- Хорошо, что мы понимаем друг друга, - промурлыкал Князь, поглаживая лицо Ли кончиками пальцев. – Было бы жаль потерять такого подающего надежды Птенца.
Дождь за окнами пошел сильнее.

***

Ярко светили фонари, освещая асфальт ровными кругами света, после чего резко переходили в почти непроглядную человеческому взгляду темноту. По стеклам черных очков ползли противные струи дождя. Ли поймала себя на мысли, что ненавидит дождь. Его в Лос-Анджелесе слишком много.
Мимо нее с лихим шумом проносились машины. Одна даже обдала ее фонтаном брызг. Через открытое окно салона Ли услышала дурацкий смех. Видимо, кто-то нашел свою выходку смешной. Ли ее таковой не считала.
Ей хотелось пить.
В глубине живота рождалось странное чувство – вот она, дождевая вода, течет по рукам, капает на губы и кончик носа, но она не способна утолить ее жажду.
Ей хотелось крови. Горячей, соленой крови, которая проскользнула бы вниз, по алчущему горлу, согрела бы холодное, мертвое тело, которое по какой-то непонятной причине все еще живо.
Лужи хлюпали под тяжелыми ботинками. Чтобы отвлечься от своей жажды, Ли начала смотреть на блики ночных огней, отражающиеся в воде. Когда она наступала на лужи, свет разбивался на сотни оттенков, разлетался в разные стороны и потухал, чтобы снова загореться.
Это было даже красиво.
Вывеска над баром Last Round. Порядком барахлящая неоновая вывеска. Первую и последнюю букву на ней различить можно было с огромным трудом.
Немного помедлив, Ли толкнула дверь.
После почти гробовой тишины спящего города Ли оглушил мощный рев музыки и грохот смеха. К темному потолку тянулся сизый сигаретный дым. Пахло пылью, алкоголем и табаком. Пряный, резкий запах.
- О, Камми вернулась! – Дамзел скупо улыбнулась, салютовав Ли своей потрепанной кепкой с кучей значков. – Никак под дождик попала?
- Угадала, - криво ухмыльнулась Ли. С ее куртки потоками лилась вода, капая на грязный пол. – Найнс тут?
- Пока нет. Скоро вернется. – Дамзел посмотрела на наручные часы. – Подождешь его?
- Придется. – Ли провела ладонью по мокрым волосам и вздохнула. – Я буду наверху.
Дамзел кивнула и закурила длинную сигару, тут же потеряв к Ли всякий интерес.
Ли это не задело. Ей было вообще все равно.
Узкая темная лестница в полумраке. Скрипящие ступеньки. Ли отстраненно подумала, что лестница эта дышит на ладан, и скоро сломается.
В комнате Найнса было тихо, и музыка не так оглушала. У окна – переполненная пепельница, стеклянная, округлая, как женская грудь. Ли показалось странным, что вампиру нужна пепельница, да и сигареты – тоже.
Ли плюхнулась в мягкое, кожаное кресло, немного развеселившись от мысли, сколько воды на нем оставит в своей мокрой насквозь одежде.
Она ждала. Сама не понимала, зачем. Но ей нравилось ждать. Просто сидеть и считать секунды про себя, ни о чем не думать и не заботиться.
Она не знала, зачем пришла сюда, в убежище анархов, где всегда шумно и весело. Наверное, потому, что ей некуда было больше идти. Конечно, у нее был свой дом, где ее ждала преданная Хизер, молодая и красивая девушка-гуль, но сейчас Ли не хотела ее видеть. Она нуждалась в совете, в утешении, в понимании. Хизер не способна была понять и утешить. А вот Найнс Родригез – мог.
Найнс пришел спустя час. Дождь за окном перешел в мелкую морось, и спящий город окутала дымка тумана.
Послышались шаги на лестнице, взрыв хохота. Ли отчетливо расслышала тоненькое хихиканье Дамзел и хриплый бас Джека. Хлопнула дверь.
Найнс остановился на пороге. Его лицо не выражало ничего, кроме вежливого удивления.
- Решила забежать в гости? – любезно поинтересовался он, стягивая с себя куртку и небрежно бросая ее на ближайший стул.
- Надеюсь, ты не против.
- Я люблю гостей.
Найнс сел напротив Ли, положив ноги на стол. Его ботинки были донельзя грязными.
- У тебя все в порядке? – Найнс внимательно посмотрел на лицо Ли. – Выглядишь так, словно тебя только что выпотрошили, а потом зашили.
- Недалек от истины, - мрачно сказала Ли и хрустнула костяшками пальцев, с неудовольствием поняв, что это действие не принесло ей удовольствия, как при жизни. – Я от ЛяКруа.
Найнс криво ухмыльнулся.
- И как поживает наш Князь?
- Отлично. Мертвые не стареют.
Найнс вздохнул и откинулся в кресле. Покачал головой.
- У тебя хреновое чувство юмора, Птенец.
- У меня донельзя хреновый день.
- А разве когда-то было иначе?
- Когда я был человеком – все было здорово. Меня никто не посылал разгребать все это вампирское дерьмо, я не лазила по кораблям и не укладывала людей пачками.
Ли поерзала в кресле, чувствуя, что снова начинает злиться.
- Если короче – достало.
- Я так и понял. Прости, но это просто бросается в глаза.
Ли какое-то время понаблюдала, как двигаются губы Найнса – выверено и четко, почти красиво. В этом было что-то завораживающее.
- ЛяКруа снова отправил меня разгребать очередное дерьмо, - выпалила она на одном дыхании. – Восхитительно, правда?
Родригез пожал плечами и потянулся за сигаретами. Выхватил одну, несколько раз щелкнул зажигалкой. Затянулся, пустив в потолок облачко дыма.
- Ничего нового.
Ли глухо зарычала.
- Меня достало все это, понимаешь! – На секунду Ли остановилась, осознав, что Найнсу, скорее всего, неинтересно выслушивать вопли новообращенной. Но тут же она подумала, что ей плевать. – Достало!
Найнс шикнул, отложил сигарету и взял ее руки в свои. Ли почувствовала исходящий от него запах – табака, дождя и крови. Свежей крови.
- Ты нужна ему, - вкрадчиво сказал Найнс, оглаживая ее ладони пальцами. – Пока он тебе доверяет, мы имеем доступ к информации, иначе для нас недоступной. Ты понимаешь, как это важно?
Ли зашипела, словно обжегшись, и отдернула руки.
- Я понимаю только одно – я для всех вас – пешка. Охуенно, знаешь ли?
- Ты знаешь, что это не так.
Глаза Ли опасно вспыхнули.
- Заебало! – злобно процедила она. – Князь, эта дурацкая жизнь, и ты, Найнс!
Она резко поднялась и решительно направилась к двери. Но до нее не дошла.
Найнс перехватил ее под локоть и прижал к стене спиной. Навис сверху, заглядывая в глаза, и провел руками по плечам, сминая ткань куртки.
- Не делай глупостей, - прошептал он ей на ухо, с силой прижав одну ладонь к ее груди. – Ты знаешь, что нужна нам. Мне нужна.
Ли глухо зарычала.
- Убери руки. Я не собираюсь снова трахаться с тобой, Найнс.
- Нет?
Холодные губы Найнса властно накрыли ее собственные, руки ловко скользнули под куртку и рубашку.
- Не-делай-глупостей, - напомнил Найнс, скользнув языком в рот Ли, после чего резко отстранился, словно разом потерял к ней интерес.
Ли вытерла рот тыльной стороной ладони и мрачно фыркнула.
- Да пошел ты!
Найнс снова сел в кресло и жадно затянулся.
- Делай то, что велит тебе Князь, - сказал он хрипло. – Когда-нибудь придет время – а оно придет – когда ЛяКруа никто не станет слушать. Поверь мне. А теперь, если ты больше не настроена идти наперекор Камарилье – делай то, что должна.
Ли сощурилась.
- Это приказ?
Найнс закатил глаза.
- Это добрый совет, милая. Понимай, как знаешь.

***

Найти место преступления, о котором говорил Князь, оказалось проще простого. Как всегда говорил Джек – хочешь найти проблему – иди на мерзкий запах плоти. Не ошибешься.
Так случилось и в этот раз.
Запах крови, мяса и разложения не могло скрыть ничего – даже человеческие химические средства для уборки. Трупный дух бил в нос, немного приглушенный хлоркой и отбеливателем.
Мрачная, покосившаяся многоэтажка. Желтая полицейская лента, кем-то сорванная, она болталась на свежем ветру.
Нужная квартира нашлась сразу – достаточно было отметить сорванную полицейскую ленту и искореженную дверь.
Вампирские глаза прекрасно видят в темноте, так же четко, как и при электрическом свете. Ли различала все – царапины на полу, столы, стулья, заляпанное зеркало в ванной, армию баночек с косметикой в прихожей.
Здесь пахло смертью. Уже прошедшей, но еще витающей под потолком и затаившейся в черных углах.
Ли прошла по кухне, скользнула руками по чистым столешницам. Пробежала глазами по ярким стикерам. Повертела в руках пару магнитиков. Все ее движения были бездумными.
«Если здесь был Шабаш – они должны были оставить след».
Внезапно Ли поняла, что она в квартире не одна. Она чувствовала чужое присутствие, а так же – живое, человеческое тепло.
И гулкое биение сердца. Тук-тук. Очень громко и неровно в напряженной, гнетущей тишине.
Тяжелые шаги, скрип подошв по потертому линолеуму, покрытому слоем грязи.
И щелчок спускаемого с предохранителя пистолета.
Тень на стене, шумное дыхание. Соленый, пряный запах крови и пота наполнил ноздри Ли целиком, и она утробно, по-звериному зарычала, ощутив, как вспыхнула в горле жажда.
Решение было принято за доли секунды.
Молодой человек отлетел к стене – мягкий, беззащитный, как ребенок, нелепо раскинул руки и рухнул на пол, согнувшись от боли, когда ботинок Ли ударился ему в живот. Дыхание со свистом прошло вниз по его горлу и замерло на губах хрипом.
Слегка задрожала хрустальная ваза на столе кухни, и снова наступила тишина.
Человек лежал на полу, не двигаясь, подогнув под себя колени. Ли присела на корточки, глубоко вдохнула исходящий от чужака запах, и с трудом удержалась от того, чтобы не прокусить нежную кожу шеи и не выпить всю кровь, до последней капельки. Горло пылало. Единственное сравнение, которое приходило в голову – это когда при жизни она съела очень острое спагетти, а рядом не было даже стакана с водой.
Но она сдержалась. Поднявшись, Ли подхватила с пола пистолет, откатившийся под стол, покрутила его в руках и сунула в карман.
- Это не игрушка, - сказала она в тишину.
Мужчина по-прежнему не шевелился. Зрачки бегали под розоватыми веками, губы были страдальчески изогнуты. Медленное биение его сердца заставляло Ли содрогаться от безумного желания насытиться.
Вампирша почти нежно провела холодной рукой по лицу человека, еще раз с наслаждением вдохнула исходящий от него запах жизни, после чего рывком поднялась, отдернула свою кожаную курточку и неторопливо удалилась.
В квартире ничего не было. Ли нужно было начинать сначала.
И она догадывалась, где ей приступить к поискам.
Если сюда пришел полицейский – значит, у полицейских она найдет то, что ищет.
Следующей ночью. После заката.
Ли так и не заметила, что, уходя, она выронила магнитный ключ от своей квартиры.

***

Эван Крамер

Ныло все тело, а легкие упрямо не позволяли сделать ему глубокий вдох. Когда Эван наконец открыл глаза и попытался подняться, место удара отозвалось тупой болью. Вспомнив о неожиданном госте, он инстинктивно потянулся к кобуре и обнаружил пустоту. Оружие пропало. Внутри все противно заскребло от беспокойства. Кто-то вырубил его, отобрал оружие и самое неприятное, что этот кто-то все еще может быть поблизости.
Крамер быстро подскочил на ноги, будто забыв о недавней боли. Схватив увесистую вазу, он подкрался к двери. Осторожно проверил каждую комнату, одну за другой, но гость испарился, так как будто его и не было.
Когда Эван наконец убеждился, что находится в квартире один, то плюхнулся в кресло и вытер пот со лба. Из открытого окна дул легкий ветерок, ненавязчиво овевая его тело, и Крамер вдруг понял, как устал за последние сутки, он отчетливо чувствовал, какой тяжестью налились конечности и как глухо ныл уже вероятно расползающийся синяк.
Короткий взгляд на часы. Скоро утро, а на работу все так же нужно явиться. Работа. Мысль в его ленивом, уставшем разуме вспыхнула, как фейерверк. Он был на месте преступления, и на него напали, какова вероятность, что это преступник вернулся, дабы замести следы? Весьма высокая.
Предположение вынудило его подняться и с прежним усердием осмотреть комнату. Эта деятельность уже скоро набила оскомину, но оказалась не бесполезной.
На коврике в ванной, почти сливаясь с нежно-голубым цветом резины, валялся магнитный ключ.
SkyLine Apartments. Номер 22.

В участок он почти летел, даже не подумав заехать домой. У него есть зацепка, и ему не терпелось поделиться этим. Он уже предвкушал, как в квартиру преступника отправят отряд, и кто знает, может, поставят его во главе? В конце концов, это ведь он достал улику.
Восхитительное чувство расползалось внутри, как после первого забитого гола. Чувство победы.
Он не обратил внимания на усталость, на то, что офис еще пуст, только жадно глотал свой паршивый кофе. И ждал.
Вейр пришла через пару часов, как всегда бодрая и подтянутая. Она слегка хлопнула его по плечу и, улыбаясь, спросила:
- Что, хорошо погулял вчера?
- Прости, что? – Эван не понял, откуда такие мысли и, не дожидаясь ответа, быстро добавил. – Я был вчера на месте преступления.
Улыбка медленно сползала с лица Шерон, а взгляд сделался колючим.
- Я ведь сказала: забудь об этом деле. Эта пустая трата времени.
Она резко отвернулась и ушла. Крамер поспешил вслед за ней и догнал уже в коридоре, обгоняя и пытаясь заставить выслушать.
- Нет, ты не понимаешь! Я был там, осматривался, а потом на меня напали! Но преступник кое-что потерял, у меня есть улика!
Вейр резко перехватила его за локоть, приблизилась и тихо прошипела в ответ:
- А теперь прокричи это погромче, чтобы тебя точно уволили. Ты не имел права там находиться. Тебе вообще не следует совать свой нос во все подряд.
- Я детектив, у меня такие же права как у тебя, - вскинулся Эван.
- Послушай, детектив, меня назначили твоим напарником, чтобы ты не влез в неприятности и не наделал глупостей. Но если ты против, то можешь возвращаться к своим бумажкам.
Крамер отвел взгляд и промолчал. Потом так некстати вспоминил изуродованные тела и глухо ответил:
- А как же все эти люди? Просто забудем о них?
- Ты себя хоть в зеркало видел? Ходишь, как обдолбанный зомби. Крамер, это тяжелая работа. И если у тебя не выдерживают нервы, то тебе стоит хорошо подумать о том, хочешь ли ты здесь остаться. Нюни у нас не задерживаются.
Раздражение пополам с обидой полностью захватили его. Он почти выплюнул слова.
- С моими нервами все отлично. И нянька мне не нужна.
Вейр в ответ только покачала головой, глядя на него с грустью и пониманием. И почему это унижало гораздо больше, чем все сказанные ею слова.
Крамер быстро вернулся к своему столу, суетливо схватил вещи и направился к выходу. Уходя, он услышал обеспокоенное «Куда ты», но даже не обернулся. И не ответил.

***

В стакане плескался янтарный неразбавленный виски. Крамер сделал глоток и поморщился. Он ненавидел виски, и держал бутылку только для друзей. Но сейчас оно казалось единственным способом забыть едкие слова.
«Нюни у нас не задерживаются».
Эван швырнул стакан в стену и заворожено наблюдал за тем, как разлетаются осколки. Легче не стало. Ни на йоту.
Крамер принялся мерить шагами комнату, размахивая руками и пиная все, что попадалось на пути. В конце концов он не выдержал и выкрикнул в ту же многострадальную стену:
- У меня диплом юриста! Первый разряд по стрельбе! Я не слабак, черт возьми!
Он упал на диван, зарываясь пальцами в волосы, и обиженно, почти по-детски добавил:
- Я не бесполезный.
Так он и сидел, не замечая времени. Ему ужасно хотелось показать себя, доказать всем, что он чего-то стоит и прежде всего, доказать это себе. Взгляд упал на магнитный ключ, небрежно брошенный на столик. Он запоздало вспоминил, что так и не запросил новое оружие, но сейчас это его не сильно волновало.
Эван, слегка шатаясь, скорее от усталости, чем от ничтожного количество выпитого, подошел к зеркалу. Оттуда на него уставился обдолбанный зомби. Больше всего Эвану хотелось врезать этому наглецу, который выдает себя за него. Но вместо этого он быстрыми движениями сложил несвежую, мятую одежду и, открыв шкаф, достал белоснежную рубашку и идеально отглаженные брюки. Почти десять минут завязывал галстук - пальцы не слушались.
Он потянулся к коробкам со всяким хламом, и достал охотничий нож, ни разу не использованный, купленный скорее как сувенир. Но это лучше, чем ничего.
Разум еще пытался протестовать, отчаянно крича о том, что это самая глупая идея на свете. Но Крамер чувствовал такую злую решимость, что все доводы здравого смысла спасовали.
Он громко захлопнул дверь, и в его голове осталась только одна мысль:
«Я покажу вам нюню!»

***

Квартира была роскошной. Совсем не то, что его маленькая берлога. Крамер осторожно зашел внутрь, зажав в руке нож, и подумал о том, что это совсем не то. Нож не дает той уверенности, какую дает пушка.
Идея дурацкая, и сейчас, уже на месте, он осознал это куда отчетливее. Внутри шевельнулся страх, а перед глазами заплясали черные пятна. Но он просто должен был сделать это. Иначе не успокоится.
Он поднялся по лестнице, благодаря Бога за то, что ступени не скрипят, и крепче сжал нож.
Что он увидит наверху?
Ожидание одновременно будоражило и пугало.
Эван легонько толкнул дверь и зашел в спальню. И замер.
На кровати спала девушка. Бледное, осунувшееся лицо, растрепанные черные волосы, стриженные под мальчика.
Обычная девушка.
Эван застыл на месте, не зная, что делать дальше, как вдруг заметил возле кровати пакетик, в какой обычно собирают перелитую кровь. Пустой.
Первой мыслью было то, что девушка сбежала из больницы. Немного помедлив, он подошел к ней и коснулся рукой запястья, щупая пульс. И резко выдохнул.
Пульса не было.
Эван отшатнулся от тела, разрываясь между двумя побуждениями: уйти отсюда как можно быстрее, или позвонить в скорую. Так и не определившись, он опустил взгляд на девушку и вздрогнул, наткнувшись на ее раскрывшиеся глаза.
Сияющие, невыносимо яркие и абсолютно неживые.
Те самые.

@темы: Фанфикшн, И, как говорила великая инквизиция, мы продолжаем жечь!, Личная криворукость, Мое творчество

---

Терпела я, терпела, а потом взяла и махом посмотрела четыре новые серии "Игры Престолов".
Я не знаю, как это произошло, но теперь я всерьез шипперю Джейме и Бриенну. ИМХО, сцены с ними - одни из самых лучших в новом сезоне, и я готова с пеной у рта и кровью под ногтями это доказывать. В них столько недосказанности, столько эмоциональности, что я залила клавиатуру слюной.
Ну и наконец-то Дейенерис! Я, если честно, боялась, что ее сольют, но нифига, столько пафоса на квадратный метр, атмосфера нагнетающей эпики, и прекрасный валирийский... ЫЫЫЫ!
Отдельные дифирамбы - Маргери Тирелл, хотя в книге я ее не очень люблю. МАРГЕРИ, МАРГЕРИ, прекрасная женщина!
А вот Тириона мало. Хотеть больше Тириона!

А вообще - я не врубаюсь, с какого хрена столько нововведений, почему у Вариса в подсобке сидит колдун, который его кастрировал, почему Бейлиш прямым текстом говорит Сансе, что он ее увезет? Почему Барристан сразу признается, кто он есть?
ЧТО ВООБЩЕ?!
Не обращайте внимания. Мне понравилось, правда

@музыка: Marilyn Manson - Ka-boom Ka-boom

@темы: Фильмы, ПЛиО, Мысли параноидальные, Карлсберг, который живет под крышкой.

---

@темы: Моя прелессссть!, Фильмы

---

Илирка!

Сижу я такая с больным сердцем, отхожу от обморока, который настиг меня в два часа назад, когда я с грацией слона ебнулась на пол, где провалялась десять минут...
Короче я начала с того, что я сижу.
И тут мне приходит подааааарооооок!
ИЛИРИЛИРИЛИРГОЛОВНОГОМОЗГА!
Дорогая  DancingFox знает, когда нужно нежно обрадовать больное сердцем дитятко!



Какая женщина, а!
КАКАЯ!
АЫЫЫЫ!

@музыка: Therion - Sitra Ahra

@темы: Моя прелессссть!, Neverwinter Night II, Я тронута. С детства, "Цена Амбиций", Игры

---

Если сегодня кто-нибудь из жителей моего города мог лицезреть каланчу в черном пальто, трясущуюся в автобусе с самозабвенно мурлыкающим котом на плече - значит, эти кто-нибудь видели меня.
Выходя из репетитора, я наткнулась на кота. Полосатый, песочно-серый, еще молодой. Погладив его по голове, я намеревалась пойти себе дальше, а вот хуй.
Случилось непредвиденное.
Кот сидел на такой приступочке, которая доходит мне до плеча. Нежно мурлыкнув, эта зараза оперлась на меня передними лапами и любовно потерлась щекой о мое лицо. После чего, урча и радостно потираясь о меня всем телом, он уселся мне на плечо и шею, уткнувшись мордой в волосы и переминаясь лапами.
Была бы я кошкой, я бы уже мурлыкала, но я не кошка, и мне надо было идти домой.
Кот на плече слегка вонзил в плащ коготки, явно не собираясь никуда уходить.
Чувство жопы подсказало мне, что если я его сгоню - он порвет мне плащ.
И я потопала с котом на плече на автобус.
И ехала с ним шесть остановок.
При этом эта скотинка не переставала мурчать, урчать, и показывать, как ему у меня нравится, и как он меня любит.
На редкость самовлюбленное животное.

@музыка: Pink - So what

@темы: Моя прелессссть!, Настрогай на окружающих, Пиздец на горизонте, Щенячий визг, "И уносят меня, и уносят меня в цветную звенящую хрень три белых коня, два красных слона, пингвин, бегемот и олень"., Дух распиздяйства и мудрость долбоебства, Глупость имеет форму треугольника и если восемь умножить на восемь, получится безумие или собака, Тумбочки и табуретки, На перекрестке двух реальностей стоит дурдом, Дурка, дурка, дурка, забери меня придурка, Мысли параноидальные, Карлсберг, который живе

---

Смотреть Тюдоров в пиратском переводе - это значит - словить много лулзов.
" - Позвольте представить, его высочество, генерал Нахер.
- Его высочество приехал посмотреть на лебедей!
- О, герцог Нахер" (с)

Клянусь, в сериале так и было!
Мы с матерью ржем уже пятнадцать минут)

@темы: Моя прелессссть!, Фильмы, И, как говорила великая инквизиция, мы продолжаем жечь!, Пью чай, деградирую как личность

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

В продолжение темы о том, что мне сейчас не везет.
Так вот - эта мысль переросла в тупую уверенность сегодня после полуночи.
Я спала, и спала замечательно, и во сне стала понимать, что просто задыхаюсь. Проснулась резко - в нос ударил запах гари, дыма и огня. Мать трясла меня за плечо и пыталась привести в себя. От дыма в комнате было больно дышать.
У нас под окнами горела соседская машина. Горела охуенно-быстро и охуенно-сильно. Огонь медленно полз от мотора к крыше, а там - к бензобаку. Я поняла сразу - если огонь доберется до бензобака, то наступит пиздец не только машине, и не только находящимся рядом машинам, но и нам - потому что наш балкон находится вровень со стоянкой. Произведя это нехилое соответствие и стараясь не дышать той дрянью, которой провоняла комната, мы с маман начали собирать жизненно-важные вещи, планируя сбежать хоть куда-нибудь подальше.
До двери мы так и не добежали - надышавшись газом, я ебнулась в обморок на пороге.
Проснулась от того, что меня хлопают по щекам. Мать вызвала "Скорую". Машину потушили. Но у меня были такие приходы, что мама не горюй.
По ощущениям, мои легкие до сих пор напоминают пропитанные ядом и дымом подушечки. И то и дело тянет блевануть.
Всем доброго утра, у кого оно еще доброе.

@темы: Мысли параноидальные, Карлсберг, который живет под крышкой., Улыбаемся и машем топором!