NWN2 - Таро (Старшие Арканы).

[anastasiabatori]

Императрица - Женственность.
"Императрица - воплощение Венеры, символа любви. Она умеет и лелеять, и укрощать многие чувства. Она - мать, обитель и безусловная любовь. Ее повторяющиеся циклы знаменуют ее способность дарить жизнь. Всем другим действиям она предпочитает прощение. Она любит беззаветно и совершенно."

Сколько времени прошло? Десять лет? Пятьдесят? Сто? Основательница уже давно не следит за течением времени. Что значит оно, время? Оно ничтожно.
Сколько жертв принесено ради одной-единственной души, которую уже не спасти? Это тоже неважно.
Важна только цель.

Основательница смотрит в будущее, планирует, решает, жертвует, а время идет, и пески медленно утекают за грань. Нефрис держит в железных рукавицах Академию, готовится и копит силы, читает нараспев заклинания. Лиенна вслушивается в шепотки северного ветра, лепит маски и перебирает пахнущими глиной пальцами сухие травы.
Они вместе выжидают и следят, они знают, что скоро придет время.

Основательница стара, и давно утратила цветущую красоту, и темные глаза теперь окружены уродливыми морщинами, и длинные пальцы стали скрюченными, покрылись старческими пятнами. Она не смотрится в зеркала, она давно забыла свое молодое лицо. Напоминанием служит Нефрис - темные, сияющие глаза, обведенные сурьмой, полные губы, безволосая голова, покрытая узором татуировки - в ней Основательница видит себя, такой, какой она была когда-то - молодой и красивой женщиной, настоящее имя которой уже давно утеряно, погребено под пылью прошедших лет.
Она - Основательница, та, что была вырвана руками возлюбленного из Стены, та, что основала Академию и создала Лиенну и Нефрис.
Она - мать и возлюбленная, она - госпожа и колдунья, она все и ничего, она воспоминание и эхо погасшей страсти. Она скорбь и сострадание, она феникс и огонь.
А еще она вечная раба своей любви, которой суждено вечно быть безответной, ведь любимый - не человек, а зверь, и ничего не осталось от Акачи Предателя, кроме имени и обрывков былых воспоминаний.
Основательница решает, кому жить, кому умирать, она идет к своей цели, не останавливаясь и не сворачивая. Ее старое сердце греет лишь вера - ведь в вере - вся магия этого мира.
Порою вера - все, что остается.

Вера и фанатичная любовь - эти чувства порою толкают людей на безумные поступки. Основательница уже ничем не может помочь своему Акачи, но подарить ему забвение она способна. Пусть и чужими руками. Пусть и против воли новой Маски.
И ничего не жаль ради этой любви - ни сломанных жизней, ни рек пролитой крови, ни потерянного времени.
"Я заслужила смерть, дитя. Но я бы повторила все это снова еще тысячи раз. Потому что я люблю".
Тишина царит в подземельях, лишь капает вода и чадят свечи. Сорван занавес, маски сняты, и глаза горят в полумраке.

Что-то бьет Основательницу в грудь, и сердце стучит, неуверенно и сильно, подобно трепетной птице, бьющейся крыльями о прутья решетки.
Кровь течет по растрескавшимся губам, а сердце замирает - остается лишь память. Улыбка Акачи. Первый поцелуй. Первая ночь...
"Я умерла уже давно, девочка. Потому что слишком сильно любила. Но никогда, никогда не жалела об этом".


Император - Устроение.
"Значение в перевернутом виде: сильная ненависть к авторитету и к людям, его воплощающим. Неприязнь к государственным институтам и любым формам управления. Проблемы с родителями или старшими по положению."

"Отпусти".
Бишопа втягивает в Стену с отвратительным влажным чмоканьем, рот забивается зеленой плесенью, от которой на языке появляется невыносимый привкус гнили. Хруст костей и симфония криков - Бишопа тошнит, ему хочется напрячь тело и сбежать, вырваться из жадной хватки Стены, но она держит крепко, намертво приклеивает к себе, крушит кости и скомкивает мясо, укладывает его в аккуратные кирпичи. С каждым тяжелым вдохом - глубже спиной в пасть, и тело охватывает онемение, и кончики пальцев перестают чувствовать.
Лучше умереть, лучше тысячу раз быть раздавленным сводами руин Мерделэйн, чем бесконечно-медленное умирание.
И воспоминания, как жалящий рой, они терзают сильнее, чем Голод Стены.

"Бишопу пять лет, за поясом - ржавый кинжал. У Бишопа длинноватые волосы и взгляд исподлобья. В грязных руках - сворованный с прилавка хлеб, и вслед вору сыплют проклятиями.
- Пошел прочь, уродец! Вон! Убирайся!
Руку обжигает боль - острый камень прорезает кожу, и по локтю медленно течет темная кровь. Бишоп равнодушно оттирает кровь ладонью, слизывает соленые капли с пальцев и пожимает плечами.
Он уходит в лес, и навстречу ему спешит рыже-коричневый волк, приветливо скалится и виляет хвостом. И Бишоп чувствует что-то, отдаленно напоминающее счастье.

Бишопу двадцать, на его спине - шрамы от лусканских плетей, он умеет лгать, а еще лучше умеет убивать. Все просто, правда? Коснуться лезвием теплого тела, пустить горячую кровь, насладиться медленной агонией умирания...

Бишопу уже за тридцать, он сидит в "Утонувшей Фляге" и пьет эль. На лице - недельная щетина, глаза запали и покраснели, на руках - мозоли, на подошвах сапог - несмываемая грязь."

"Хватит..."
Шепот срывается с губ, но никто не слышит сдавленной мольбы, кроме изломанных пленников Стены. Они отвечают ему криками и стонами, тянут руки, хватая воздух, и так же быстро затихают, когда Стена втягивает их дальше, с чавканьем перетирая кости и сухожилия.
Стена всегда голодна.

Перед глазами следопыта - яркие пятна-вспышки. Вот Дункан орет на него, потрясая кулаками. Вот Носительница Осколка поворачивается к нему спиной, пряча взгляд, в котором - страх напополам с презрением. Вот орды нежити окружают Крепость-на-Перекрестке, облитую мертвенным светом луны...
Он помнит слишком много. Было бы легче просто умереть.
Но Стена умеет пытать. Она убивает медленно, наслаждаясь агонией своих пленников.
Бишоп пытается не думать, раствориться в Стене - но воспоминания накатывают с новой силой, и нет ничего, что помогло бы не вспоминать.
Ледяной взгляд Касавира, сжатые губы и спокойный голос, который всегда раздражал следопыта. Стыдно признаться, но сейчас Бишоп согласился бы выслушать все, что этот паладин думает про него, чем умирать так глупо и неправильно.
"Пусть все закончится. Прямо сейчас..."
Огонь в желтых глазах медленно гаснет, уступая место белой плесени и гнили, и он почти не шевелится, сжимая в онемевших руках кусок маски.
Стена укутывает его полностью, проникает внутрь, пробивается через позвоночник и грудь. Взгляд мутнеет и расплывается, и голоса прошлого, наконец-то, начинают гаснуть.
Медленно умирая, Бишоп думает о том, что раствориться в Голоде - не самая худшая судьба.
Во всяком случае, это ненамного лучшая участь, чем судьба Носительницы Осколка, которая сейчас застывает у Стены и смотрит полными ужаса глазами на то, что бывает с теми, кто при жизни не желал верить.


Иерофант - Традиция.
"Иерофант символизирует разум и дух. Интеллект и сердце. Знак единства разума, тела и духа.
Хранитель мудрости и традиции. Человек высоких духовных качеств. Учитель, тот, кто дает совет."

В лусканской темнице темно и холодно. Обнаженную кожу холодит грязный камень и сквозняки в щелях.
Касавир прижимается спиной к стене, закрыв глаза, потирает руки, на которых едва-едва заживают рубцы от кандалов.
Он морщится, пытаясь сесть поудобнее. Все тело болит, в голове - обрывки недавних воспоминаний.
Рушащийся потолок руин Мерделейн. Темнота. Грубые руки. Тряска. Лусканцы.
Со скрипом открывается дверь темницы - Касавир поднимает голову, смотрит спокойно и без страха. Умудряется даже улыбаться своему палачу - жирному человеку в кожаном фартуке и рябым лицом.
- Как долго ты будешь молчать?
Касавир сжимает зубы. Взгляд его становится холодным.
Палач делает шаг вперед и хватает паладина за волосы мясистыми руками. Касавир чувствует его вонючее дыхание, видит нос в тонких красных прожилках, проступающих на жирной коже.
- Тебе недолго осталось молчать, - угрожающе говорит палач. - Если не признаешься в убийстве Сиднии Наталь, твоя смерть будет медленной. Я обещаю тебе.
Касавир ничего не отвечает. Да и что он может сказать?
Палач хмурится и пинает его в лицо. Тошнотворно-сладкая кровь течет по разбитым губам.
- Ты признаешься в том, что помогал убить посланника Сиднию Наталь?
- Показывайте истину, накажите виновных, исправляйте неправильное и всегда будьте в своих действиях истинным и справедливым.
- Что?
- Это догма Тира, бога правосудия.
- Я не люблю загадок.
- Имя мое - Искалеченный бог. - И на этот раз Касавир снова улыбается.
- Если придется, я сдеру с тебя кожу, - обещает палач.
Касавир немного выждает.
- Обеспечьте месть виновным за тех, кто не может сделать это сам.
На лице палача отражается злость. Затем он сплевывает паладину под ноги и выходит, снова запирая за собой дверь.
Касавир проводит рукой по дрожащим губам и вытягивается на полу.
Стук сердца. Шелест дыхания. Это жизнь.
"Направь меня, Тир. Помоги мне", - хрипло шепчет Касавир, глядя в темноту. - "Это все, о чем я прошу".

Месяцами позже, когда Касавир снова видит дневной свет, с губ его срывается тихое "Благодарю!", растворяется в ветре и шорохе дождя.
Касавир понимает одну истину - когда человеку плохо и больно, боги слышат отчаянную мольбу. И выведят на свет.
В этом - вся мудрость веры. В этом - справедливость и сила.
Тир услышал. Тир не оставил. А большего Касавиру и не надо.