Open you mind. Follow your dream.
Простите меня, но мне нужна еще одна простыня. На этот раз и добрая, и злая.
Вспоминая свое детство, кусок за куском, я осознаю, что мне всегда хотелось быть в "группе". Быть частью целого. От природы улыбчивая, жизнерадостная и открытая, я, тем не менее, всегда каким-то образом оставалась вне маленьких и тесных групп, в которые сбивались сверстники в детском садике. Я никогда не считала себя "другой" или "не такой, как все". Я была обычной. Просто у меня никогда не получалось стать "своей".
читать дальше
Мешало то, что у меня не было много из того, что было у других. У меня в детском садике не было косички, а у других девочек косички были. У них были мама и папа, а у меня не было папы. У них были фишки, куклы Барби, платья для них, туфельки, разноцветные побрякушки - у меня был только плюшевый медведь еще времен молодости моей мамы. Нет, игрушек у меня было завались, около сорока, если точно, но в детский садик я таскала только одого серого от старости медведя с плоской головой.
Я всегда обижалась на простые шутки. Даже если беззлобные шутки сводились к тому, что на моей кровати и шкафчике был значок с арбузиком. Меня вообще было легко обидеть в детстве. Меня обижало, что когда другие строили снеговика, меня не приглашали. Я пыталась стать полезной, и однажды придумала, как сделать снеговику волосы. Наш дворик окружала проволочная ограда, а по ней вилось засохшее растения типа разросшегося вьюнка. Я содрала сухую сеть веток, похожую действительно на клок оторванных жестких волос, но ребята не разрешили приладить их к голове снеговика. Я тогда очень обиделась и начала катать своего. У меня не получалось.
В детстве я очень хотела дружить. С девчонками у меня не получалось, у мальчишек была своя компания. Тогда я сколотила вокруг себя свою компанию, хотя сколотила и компанию - это слишком сильно. Нас до конца смены было четверо. И они сами захотели дружить, хотя почти со всеми начало дружбы больше походило на войну.
Первым был мальчик Саша с очень смешной для всех фамилией Сукачев. Никто не понимал, почему она смешная, но все смеялись. Мне тоже было смешно, но в лицо ему я никогда об этом не говорила. Его кровать была напротив моей, на солнечной стороне. Он ненавидел муравьев, и мы подружились, когда на тихом часе начали давить их пальцами и обувью, за что нас потом отшлепали воспитательницы. Он не любил чеснок, и я не любила чеснок. Он был очень странный, лупоглазый и улыбчивый.
Вторым был мальчик Андрей Беляев, чернявый, похожий на итальяшку мальчонка, которого перевели к нам с другой группы. Он был красивый, и в то время я была в него влюблена детской идиотской любовью. И не только я, а и моя злейшая врагиня Аня - здоровая девка, похожая на цыганку. Андрей долго не мог освоиться в новой группе, и предпринял попытку сделать это, сев играть со всеми в кубики. По ошибке и чистой случайности он взял те кубики, которыми всегда играла я. Тогда меня это разозлило, и мы здорово друг дружку поколотили. Так что поговорка "бьет - значит любит" имела весьма весомое основание.
И третьей была девочка Катя, инвалидка. С ней никто и никогда не играл, и над ней часто смеялись. Она очень плохо ходила, почти ковяляла, поэтому в игры ее никто не брал. Мы подружились, когда я подошла к ней и спросила, что она делает. Катя сидела под навесом и катала туда-сюда паравозик на веревочке. Я вытянула у нее веревочку и начала медленно возить за собой, а Катя ковыляла следом, пытаясь его поймать, и улыбалась. Мы могли играть в эту игру часами. Ей никогда не надоедало - в игре она чувствовала себя почти такой же, как и другие дети. А мне в свою очередь было важно придумать такую игру, в которую мы бы смогли играть вместе. Но в паравозик на веревочке мы играли до конца детского садика.
Нас было четверо, и этого было достаточно. Наши кровати были рядом, и мы всегда могли переглядываться во время тихого часа. Мы гуляли вместе и играли в прятки. Если искала Катя, мы специально прятались в таких местах, где нас было легко найти. Однажды, когда мы играли, мы услышали, как Катю задирает девочка Юля. У Юли были роскошные золотые кудри, и она была той еще дрянью. Я ее ударила, и меня наказали. Я вообще часто дралась в детском садике, но никогда не делала этого просто так.
Мы всегда находили, чем заняться. У нас на улице возле садика всегда весной цвели яблони и вишни, и мы любили сидеть под ними. Андрей всегда предпочитал класть голову мне на колени, а я собственнически гладила его по голове под злыми взглядами этой дылды Ани. На всех праздниках и мероприятиях в детском садике мы с Андреем выступали парой. Хотя вряд ли сами понимали, что такое пара. Пределом нежности для нас был поцелуй в щеку и всякие подарки типа цветочков под подушкой. И хождение за ручку.
Троица моих друзей очень поддержала меня, когда не отвернулись от меня в один день. Я тогда бежала за девчонкой, мы играли в догонялки. Девчонку звали Света. Я почти догнала ее, как вдруг она развернулась и толкнула меня на деревянные ступеньки. Падая, я порвала себе нижнюю губу о торчащий из доски гвоздь. Воспитательницы до вечера держали меня в садике, позвонив моей маме лишь тогда, когда нужно было уходить домой, и когда я потеряла очень много крови. Андрей, Саша, Катя и их родители оставались рядом со мной, потому что друзья не хотели уходить, а родители ругались на воспитателей.
Мама не заплакала и не стала кричать, когда увидела, что у меня с лицом. Она только побледнела, как мел, и забрала меня в больницу. Ее не пустили в операционную. Я не помню, что было потом - только врачей, иглы, яркий свет и адскую боль.
Несколько недель я ходила с развороченной губой на пол-лица. Я боялась снова прийти в садик, потому что знала, что все будут смеяться. Но мои друзья не рассмеялись, когда меня увидели. Я видела, как их слегка передернуло, но они не стали издеваться надо мной. И всегда пытались понять, что я неразборчиво бормочу опухшими губищами.
После детского садика мы не виделись ни с кем, кроме Сашки. Его я увидела один раз года четыре назад. Мы с трудом друг друга узнали. Насколько я знаю, он и его семья переехали в другой город. Остальные тоже разбежались, кто куда.
А потом началась школа.
Школа была всегда и остается для меня самым ужасным временем. Это новые люди, с которыми снова нужно пытаться дружить. Это снова разбиение на группки "лучших друзей", где тебе нет места. Это борьба за внимание учительницы, доказывание, что ты лучше всех. Я никогда не доказывала и не играла в эти игры. Поэтому во время прогулки я сидела в тени и смотрела, как ребята обмениваются тогда модными фишками, и ждала, когда меня заберет мама. Очень часто я видела, как она стоит у ворот и смотрит на меня, и у нее был странный взгляд. Совсем недавно я ее спросила, почему она так на меня смотрела, и мама сказала мне, что ей было очень тяжело снова видеть меня одну. В этом не было ни ее вины, ни моей. Просто я не умела заводить друзей. Даже сейчас не умею этого делать, поэтому я всегда чувствовала себя ущербной.
В школе я дралась еще больше, чем в детском садике. С мальчишками и девчонками - мне было все равно. Шутки становились обиднее, а не отвечать на них я не умела. Поэтому всегда отвечала кулаками и оскорблениями. Мне ставили фингалы, а однажды сломали руку, толкнув к стене. Я тогда неудачно выпрямила левую руку и со всей силы впечаталась ладонью в стену. Кость хрустнула. На все мои жалобы учительница только отмахивалась, и в наказание за драку оставила меня до продленки, убираться в туалете. У этой учительницы были странные методы наказания.
Не дождавшись меня на улице, в тот день пришла мама. Я редко слышала, как она кричит, но грязных слов было сказано много. Когда мама нашла меня, рыдающую в туалете со сломанной рукой, я думала, она сама набросится на учительницу. Столько бешенства было в ее глазах.
Из младшей школы я перешла в среднюю. Драки становились все ожесточеннее. Многие дети не замечают шуток над своей внешностью. Я с каким-то болезненной злостью заостряла на них внимание, и продолжала наживать себе врагов. Если у меня и появлялись друзья, то это были друзья на несколько дней. Рядом со мной никто не задерживался. Я часто думаю о том, что в этом нет ничьей вины. Просто когда ты ищешь внимания, понимания и чисто человеческого тепла, и не получаешь его - начинаешь звереть. Особенно когда ты ребенок, и тебе важно не остаться одному.
Я была любимой мишенью для шуток. Потому что все, о чем я думала, было видно всем. Если я была по уши влюблена в одноклассника, это становилось известно всем. Помню, как мальчишки во главе с этим же одноклассником, в которого я была влюблена, писали мне гадкие смс-ки, очень обидные и очень жестокие. Мне хотелось залечь на дно, чтобы меня никто не видел. Я начала прогуливать школу. Выходила из дома, огибала школу кругом и уходила куда-нибудь в задворки, где и сидела.
Было сказано очень много жестоких и злых слов в то время, когда я остро нуждалась в помощи. Когда от рака у нас на руках умерла бабушка, мне было тринадцать лет. Я не знаю, как я пережила это, но знаю, что это меня сломало. Бабушка всегда была для меня главной и самой любимой. Всегда красивая пожилая женщина с длинными-предлинными волосами, которые она красила в рубиновый цвет и закалывала на макушке в пучок. Со своими слезами я всегда приходила к ней. Для меня нет и не было человека лучше. В то время она была для меня ближе мамы. Перед смертью бабушки я наговорила ей много того, чего не следовало говорить. Я сказала ей, что я хочу, чтобы она наконец умерла и перестала кричать дурниной от боли. Мне было страшно. Бабушка умерла утром. Мне тогда показалось, что когда я сказала ей, что хочу ее смерти, она перестала цепляться. Мне показалось, что я ее убила.
Но помощи я не получала. Сравнивая себя до школы и во время нее я понимаю, насколько я сломалась и изменилась. Для меня школа никогда не была тем счастливым временем, о котором говорят многие. Для меня это был мой собственный кошмар, одиннадцать кругов пыток, одна другой страшнее. У меня были срывы, у меня были масштабные драки, после одной из которых мою левую руку ребята засунули в кипяшую воду в кастрюле, и я ходила с вареной рукой. Я закурила в шестнадцать лет, когда снова сорвалась, и одна из девчонок предложила мне способ снять напряжение. Думаю, если бы мне в то время предложили наркотики, я могла подсесть. Это было время, когда мне действительно казалось, что я ничтожество.
Школьный психолог говорил мне, что мне нужно быть спокойнее и пытаться найти компромисс. Но я не видела никаких компромиссов. Для меня существовали только люди, которых я ненавидела, и которые ненавидели меня. У меня начались проблемы со здоровьем, по пизде полетели гормоны. Я пила таблетки, от которых я располнела, и из худенькой девочки превратилась в неповоротливый шарик на ножках. Я открыто лгала матери и прогуливала школу. Я приближалась к тому, что могла вылететь из школы за неуспеваемость. Я пыталась сбежать из дома зимой, когда мама узнала о моих школьных результатах. Сбежала в лютый мороз в одних тапочках и халате. Забилась в угол и ревела, пока на мои вопли не прибежала нашедшая меня мать с шубой в руках.
Сейчас мне намного лучше. С тех пор, как я закончила школу, очень многое стало возвращаться в верное русло. Я научилась говорить с людьми. Все пережитое в каком-то смысле меня закалило и сделало сильнее. Я заперла в себе все свои страхи и всю свою боль, потому что как-то раз поняла, что так дальше нельзя. Школа уже закончилась, и у меня есть шанс начать многое с чистого листа. Это не всегда было легко, но сейчас я вижу, что у меня получается. Не все идет гладко, всегда наступают ситуации, когда кажется, что ничего не изменилось, но это не так. Когда мне становится особенно гадко, я говорю себе, что если я вытерпела все, о чем сказала, то переживу и что-то еще. Я встретила много хороших людей, с которыми научилась улыбаться, и с которыми вспомнила, что я не всегда была забитой и обозленной на целый мир, людей, которые показали мне, что я могу быть веселой, забавной и приятной. Я выросла из того времени, когда кулаки были способом постоять за себя. И я рада, что все это дерьмо осталось позади.
Однако я возненавидела в университете психологические треннинги, где по твоим текстам выявляют твой характер и твои проблемы. Я никогда не думала, что через текст человека видно, как на ладони, и не хочу, чтобы меня рассматривали и говорили о моих проблемах. Мне становится не по себе, когда в меня заглядывают дальше, чем я того хочу в данной ситуации. Я не хочу, чтобы в университете на треннинге через текст видели эту девочку, которая убегает из дома зимой в одном халате и тапках. Я хочу, чтобы ее оставили в покое.
Вспоминая свое детство, кусок за куском, я осознаю, что мне всегда хотелось быть в "группе". Быть частью целого. От природы улыбчивая, жизнерадостная и открытая, я, тем не менее, всегда каким-то образом оставалась вне маленьких и тесных групп, в которые сбивались сверстники в детском садике. Я никогда не считала себя "другой" или "не такой, как все". Я была обычной. Просто у меня никогда не получалось стать "своей".
читать дальше
Мешало то, что у меня не было много из того, что было у других. У меня в детском садике не было косички, а у других девочек косички были. У них были мама и папа, а у меня не было папы. У них были фишки, куклы Барби, платья для них, туфельки, разноцветные побрякушки - у меня был только плюшевый медведь еще времен молодости моей мамы. Нет, игрушек у меня было завались, около сорока, если точно, но в детский садик я таскала только одого серого от старости медведя с плоской головой.
Я всегда обижалась на простые шутки. Даже если беззлобные шутки сводились к тому, что на моей кровати и шкафчике был значок с арбузиком. Меня вообще было легко обидеть в детстве. Меня обижало, что когда другие строили снеговика, меня не приглашали. Я пыталась стать полезной, и однажды придумала, как сделать снеговику волосы. Наш дворик окружала проволочная ограда, а по ней вилось засохшее растения типа разросшегося вьюнка. Я содрала сухую сеть веток, похожую действительно на клок оторванных жестких волос, но ребята не разрешили приладить их к голове снеговика. Я тогда очень обиделась и начала катать своего. У меня не получалось.
В детстве я очень хотела дружить. С девчонками у меня не получалось, у мальчишек была своя компания. Тогда я сколотила вокруг себя свою компанию, хотя сколотила и компанию - это слишком сильно. Нас до конца смены было четверо. И они сами захотели дружить, хотя почти со всеми начало дружбы больше походило на войну.
Первым был мальчик Саша с очень смешной для всех фамилией Сукачев. Никто не понимал, почему она смешная, но все смеялись. Мне тоже было смешно, но в лицо ему я никогда об этом не говорила. Его кровать была напротив моей, на солнечной стороне. Он ненавидел муравьев, и мы подружились, когда на тихом часе начали давить их пальцами и обувью, за что нас потом отшлепали воспитательницы. Он не любил чеснок, и я не любила чеснок. Он был очень странный, лупоглазый и улыбчивый.
Вторым был мальчик Андрей Беляев, чернявый, похожий на итальяшку мальчонка, которого перевели к нам с другой группы. Он был красивый, и в то время я была в него влюблена детской идиотской любовью. И не только я, а и моя злейшая врагиня Аня - здоровая девка, похожая на цыганку. Андрей долго не мог освоиться в новой группе, и предпринял попытку сделать это, сев играть со всеми в кубики. По ошибке и чистой случайности он взял те кубики, которыми всегда играла я. Тогда меня это разозлило, и мы здорово друг дружку поколотили. Так что поговорка "бьет - значит любит" имела весьма весомое основание.
И третьей была девочка Катя, инвалидка. С ней никто и никогда не играл, и над ней часто смеялись. Она очень плохо ходила, почти ковяляла, поэтому в игры ее никто не брал. Мы подружились, когда я подошла к ней и спросила, что она делает. Катя сидела под навесом и катала туда-сюда паравозик на веревочке. Я вытянула у нее веревочку и начала медленно возить за собой, а Катя ковыляла следом, пытаясь его поймать, и улыбалась. Мы могли играть в эту игру часами. Ей никогда не надоедало - в игре она чувствовала себя почти такой же, как и другие дети. А мне в свою очередь было важно придумать такую игру, в которую мы бы смогли играть вместе. Но в паравозик на веревочке мы играли до конца детского садика.
Нас было четверо, и этого было достаточно. Наши кровати были рядом, и мы всегда могли переглядываться во время тихого часа. Мы гуляли вместе и играли в прятки. Если искала Катя, мы специально прятались в таких местах, где нас было легко найти. Однажды, когда мы играли, мы услышали, как Катю задирает девочка Юля. У Юли были роскошные золотые кудри, и она была той еще дрянью. Я ее ударила, и меня наказали. Я вообще часто дралась в детском садике, но никогда не делала этого просто так.
Мы всегда находили, чем заняться. У нас на улице возле садика всегда весной цвели яблони и вишни, и мы любили сидеть под ними. Андрей всегда предпочитал класть голову мне на колени, а я собственнически гладила его по голове под злыми взглядами этой дылды Ани. На всех праздниках и мероприятиях в детском садике мы с Андреем выступали парой. Хотя вряд ли сами понимали, что такое пара. Пределом нежности для нас был поцелуй в щеку и всякие подарки типа цветочков под подушкой. И хождение за ручку.
Троица моих друзей очень поддержала меня, когда не отвернулись от меня в один день. Я тогда бежала за девчонкой, мы играли в догонялки. Девчонку звали Света. Я почти догнала ее, как вдруг она развернулась и толкнула меня на деревянные ступеньки. Падая, я порвала себе нижнюю губу о торчащий из доски гвоздь. Воспитательницы до вечера держали меня в садике, позвонив моей маме лишь тогда, когда нужно было уходить домой, и когда я потеряла очень много крови. Андрей, Саша, Катя и их родители оставались рядом со мной, потому что друзья не хотели уходить, а родители ругались на воспитателей.
Мама не заплакала и не стала кричать, когда увидела, что у меня с лицом. Она только побледнела, как мел, и забрала меня в больницу. Ее не пустили в операционную. Я не помню, что было потом - только врачей, иглы, яркий свет и адскую боль.
Несколько недель я ходила с развороченной губой на пол-лица. Я боялась снова прийти в садик, потому что знала, что все будут смеяться. Но мои друзья не рассмеялись, когда меня увидели. Я видела, как их слегка передернуло, но они не стали издеваться надо мной. И всегда пытались понять, что я неразборчиво бормочу опухшими губищами.
После детского садика мы не виделись ни с кем, кроме Сашки. Его я увидела один раз года четыре назад. Мы с трудом друг друга узнали. Насколько я знаю, он и его семья переехали в другой город. Остальные тоже разбежались, кто куда.
А потом началась школа.
Школа была всегда и остается для меня самым ужасным временем. Это новые люди, с которыми снова нужно пытаться дружить. Это снова разбиение на группки "лучших друзей", где тебе нет места. Это борьба за внимание учительницы, доказывание, что ты лучше всех. Я никогда не доказывала и не играла в эти игры. Поэтому во время прогулки я сидела в тени и смотрела, как ребята обмениваются тогда модными фишками, и ждала, когда меня заберет мама. Очень часто я видела, как она стоит у ворот и смотрит на меня, и у нее был странный взгляд. Совсем недавно я ее спросила, почему она так на меня смотрела, и мама сказала мне, что ей было очень тяжело снова видеть меня одну. В этом не было ни ее вины, ни моей. Просто я не умела заводить друзей. Даже сейчас не умею этого делать, поэтому я всегда чувствовала себя ущербной.
В школе я дралась еще больше, чем в детском садике. С мальчишками и девчонками - мне было все равно. Шутки становились обиднее, а не отвечать на них я не умела. Поэтому всегда отвечала кулаками и оскорблениями. Мне ставили фингалы, а однажды сломали руку, толкнув к стене. Я тогда неудачно выпрямила левую руку и со всей силы впечаталась ладонью в стену. Кость хрустнула. На все мои жалобы учительница только отмахивалась, и в наказание за драку оставила меня до продленки, убираться в туалете. У этой учительницы были странные методы наказания.
Не дождавшись меня на улице, в тот день пришла мама. Я редко слышала, как она кричит, но грязных слов было сказано много. Когда мама нашла меня, рыдающую в туалете со сломанной рукой, я думала, она сама набросится на учительницу. Столько бешенства было в ее глазах.
Из младшей школы я перешла в среднюю. Драки становились все ожесточеннее. Многие дети не замечают шуток над своей внешностью. Я с каким-то болезненной злостью заостряла на них внимание, и продолжала наживать себе врагов. Если у меня и появлялись друзья, то это были друзья на несколько дней. Рядом со мной никто не задерживался. Я часто думаю о том, что в этом нет ничьей вины. Просто когда ты ищешь внимания, понимания и чисто человеческого тепла, и не получаешь его - начинаешь звереть. Особенно когда ты ребенок, и тебе важно не остаться одному.
Я была любимой мишенью для шуток. Потому что все, о чем я думала, было видно всем. Если я была по уши влюблена в одноклассника, это становилось известно всем. Помню, как мальчишки во главе с этим же одноклассником, в которого я была влюблена, писали мне гадкие смс-ки, очень обидные и очень жестокие. Мне хотелось залечь на дно, чтобы меня никто не видел. Я начала прогуливать школу. Выходила из дома, огибала школу кругом и уходила куда-нибудь в задворки, где и сидела.
Было сказано очень много жестоких и злых слов в то время, когда я остро нуждалась в помощи. Когда от рака у нас на руках умерла бабушка, мне было тринадцать лет. Я не знаю, как я пережила это, но знаю, что это меня сломало. Бабушка всегда была для меня главной и самой любимой. Всегда красивая пожилая женщина с длинными-предлинными волосами, которые она красила в рубиновый цвет и закалывала на макушке в пучок. Со своими слезами я всегда приходила к ней. Для меня нет и не было человека лучше. В то время она была для меня ближе мамы. Перед смертью бабушки я наговорила ей много того, чего не следовало говорить. Я сказала ей, что я хочу, чтобы она наконец умерла и перестала кричать дурниной от боли. Мне было страшно. Бабушка умерла утром. Мне тогда показалось, что когда я сказала ей, что хочу ее смерти, она перестала цепляться. Мне показалось, что я ее убила.
Но помощи я не получала. Сравнивая себя до школы и во время нее я понимаю, насколько я сломалась и изменилась. Для меня школа никогда не была тем счастливым временем, о котором говорят многие. Для меня это был мой собственный кошмар, одиннадцать кругов пыток, одна другой страшнее. У меня были срывы, у меня были масштабные драки, после одной из которых мою левую руку ребята засунули в кипяшую воду в кастрюле, и я ходила с вареной рукой. Я закурила в шестнадцать лет, когда снова сорвалась, и одна из девчонок предложила мне способ снять напряжение. Думаю, если бы мне в то время предложили наркотики, я могла подсесть. Это было время, когда мне действительно казалось, что я ничтожество.
Школьный психолог говорил мне, что мне нужно быть спокойнее и пытаться найти компромисс. Но я не видела никаких компромиссов. Для меня существовали только люди, которых я ненавидела, и которые ненавидели меня. У меня начались проблемы со здоровьем, по пизде полетели гормоны. Я пила таблетки, от которых я располнела, и из худенькой девочки превратилась в неповоротливый шарик на ножках. Я открыто лгала матери и прогуливала школу. Я приближалась к тому, что могла вылететь из школы за неуспеваемость. Я пыталась сбежать из дома зимой, когда мама узнала о моих школьных результатах. Сбежала в лютый мороз в одних тапочках и халате. Забилась в угол и ревела, пока на мои вопли не прибежала нашедшая меня мать с шубой в руках.
Сейчас мне намного лучше. С тех пор, как я закончила школу, очень многое стало возвращаться в верное русло. Я научилась говорить с людьми. Все пережитое в каком-то смысле меня закалило и сделало сильнее. Я заперла в себе все свои страхи и всю свою боль, потому что как-то раз поняла, что так дальше нельзя. Школа уже закончилась, и у меня есть шанс начать многое с чистого листа. Это не всегда было легко, но сейчас я вижу, что у меня получается. Не все идет гладко, всегда наступают ситуации, когда кажется, что ничего не изменилось, но это не так. Когда мне становится особенно гадко, я говорю себе, что если я вытерпела все, о чем сказала, то переживу и что-то еще. Я встретила много хороших людей, с которыми научилась улыбаться, и с которыми вспомнила, что я не всегда была забитой и обозленной на целый мир, людей, которые показали мне, что я могу быть веселой, забавной и приятной. Я выросла из того времени, когда кулаки были способом постоять за себя. И я рада, что все это дерьмо осталось позади.
Однако я возненавидела в университете психологические треннинги, где по твоим текстам выявляют твой характер и твои проблемы. Я никогда не думала, что через текст человека видно, как на ладони, и не хочу, чтобы меня рассматривали и говорили о моих проблемах. Мне становится не по себе, когда в меня заглядывают дальше, чем я того хочу в данной ситуации. Я не хочу, чтобы в университете на треннинге через текст видели эту девочку, которая убегает из дома зимой в одном халате и тапках. Я хочу, чтобы ее оставили в покое.
@темы: Нелепые монологи, социально-коммерческие метостазы, Тумбочки и табуретки, Я маленькая, злая и мстительная. Я ненавижу все, что движется. А все, что не движется, я двигаю и ненавижу., На перекрестке двух реальностей стоит дурдом, Мысли параноидальные, Карлсберг, который живет под крышкой., Размышления
-
-
13.07.2014 в 21:11А психологические тесты... больше всего меня в инсте бесило, когда ПРИ ВСЕХ надо было рассказывать о чем-то очень личном. А когда я говорила, что не собираюсь при всех это обсуждать, а если препод хочет, то я ей лично могу это все сказать, то она округляла глаза и у нее на роже была дебильная ухмылочка... боже, как же я ее ненавидела...
Самое главное, что нас не убивает, то делает сильнее.
-
-
13.07.2014 в 21:48Вот да, хуже всего, когда при всех. И все смотрят, как тебя морально раздевают. Это бесит и злит(
Ничо, прорвемся)
-
-
14.07.2014 в 00:29Я рада, что сейчас у тебя всё стало налаживаться. И, как ни странно, но поговорка про «что не убивает нас» действительно имеет под собой основу. Было бы лучше, если бы никому не пришлось проходить через то, что прошла ты, но покуда такое случается, надо выносить из этого пользу. Опыт всегда опыт, он помогает нам взглянуть на вещи по-другому.
Всего тебе самого наилучшего — now and ever.
-
-
14.07.2014 в 01:38Меня больше пугает, что через это очень многие проходят. Это даже не исключение из правила, это какая-то данность, и это ужасно хреново. Мне не жалко себя - мне жалко других, кто через это прошел. Я непробиваемый твердолобик, но так не у всех.
-
-
14.07.2014 в 02:13Дело такое — лучше быть одной, чем частью группы, которая тебе не подходит (ну и ты ей). Я всегда удивлялась способности некоторых товарищей устраивать туснячок и собираться в стайки, дружить всем кагалом. Я всегда тусила сбоку и часто сама с собой. Ну, сейчас понимаю, что это были не те люди, не те интересы, не те ценности, а тогда бы кто сказал, что просто вам не о чем дружить, а не «это я виновата, что не такая».
А друзья, с которыми мне было интересно по-настоящему, оставались всегда друзьями, и сейчас остаются, просто в школах мы были разных, да и в универах. А сейчас, если встречу своих однокашников — поговорить будет не о чем даже. Нет, правда, так и представляю, как они будут с интересом слушать о выходе третьей драгонаги, соционике или духовном развитии и йоге... дыаааа.... а я буду об их сопливых детях, машинах, работе и где что пожрать и где что купить. А, ну ещё о том, кто женился, кто развелся и т.п.
-
-
14.07.2014 в 06:51Ты большая умница, что все это рассказала, а не продолжаешь копить в себе. Это осталось в прошлом, оно принесло тебе определенный опыт, оно - да - сделало тебя сильнее. Просто подумай, что какой бы ты стала, будь все по-иному? Одной из "правильных", "статистически средних" девушек у которых все в жизни "правильно"? Ну то самое "дом-семья-работа-деньги куем"? И насколько комфортно было бы тебе в этой шкурке...
Пы.Сы. У тебя просто потрясающая мама)) Мама-друг - это дорогого стоит...
-
-
14.07.2014 в 09:58А на счет однокашников - я часто их в автобусе встречаю, или просто на улице, и в своем универе на других кафедрах - и просто мимо прохожу. Мне реально не о чем с ними говорить, да и пошли они все нахрен, вот.
Хагрин, Я думаю, если бы я стала одной из тех девчонок, какие были в школе, я бы не была собой в том плане, в котором я сама себя осознаю. И у меня не было бы многих других сильных сторон и качеств. И Батори была бы уже не Батори, а звонкая цветная хуйня. Не хочу быть звонкой цветной хуйней, я хочу быть собой)
А мама - о да, эта женщина потрясающая. Я ее даже именно как маму не воспринимаю - она мне скорее как лучшая подруга и старшая сестра. За мужиков попиздеть можно, в баре выпить вместе, покурить, поиграться в игрушечки.
Спасибо тебе за обнимашки.
-
-
14.07.2014 в 10:03И поддержу слова Хагрин — я тоже заметила, что чем более отрешенным от сферических вакуумных сверстников был ребенок, тем в более свободного от мозговой шелухи и интересного взрослого он вырастает.
Я иногда натыкаюсь в соцсетях на фото своих бывших одноклассниц, на которых они, напомаженные и стриженные по последней моде, показательно обжимаются со своими кавалерами, озабоченные только тем, чтобы выглядеть достаточно обжимающимися... другой мир, ей-богу. В довольно невежливых формулировках недавно отказалась идти на юбилейную встречу в школе, а то о чем мне с ними говорить? О DA:I?
-
-
14.07.2014 в 11:01По хорошему тебе завидую. Мы с мамой только сейчас такой доверительный контакт налаживаем - раньше все какие-то свои душевные переживалки я держала в себе и о моих юношеских влюбленностях, например, мама узнала только сейчас, спустя дофига лет.
А касательно школы - это вообще такая фабрика по производству косплексов и усреднению, что мама не горюй... Ты должен быть умным, ты должен быть общительным, ты должен быть достаточно циничным и зубастым... Должен "быть-как-все", иначе окажешься белой вороной и тебя сожрут. И только потом, во взрослой уже жизни, ты допираешь до того, что каждый человек - уникальная вселенная и не боишься показаться смешным или нелепым или еще каким-то не усредненным. А самое главное, судьба вдруг подкидывает тебе встречи с людьми, которые воспринимают тебя как ты есть, без оглядки на социальную шелуху...
Чет я разболталась, сорри)))
-
-
14.07.2014 в 14:14Хагрин, Хорошо разболталась)
У меня просто с маман с детства так сложилось. Мы всегда по факту были одни, ее родители не в счет. Мать и дочь, сами по себе. Я сейчас понимаю, как ей нелегко было разорваться между выбором - работа или ребенок. Она ушла на шесть лет с работы, чтобы поставить меня на ноги. Может, дело именно в этом - что маман была рядом в тот отрезок времени, когда ребенку реально нужны наставления и помощь.
В школе очень много чего "должен". И мне не нравилось там никогда, что детей заставляли конкурировать друг с другом. Всегда детям роняли мысль в голову, что ты должен быть лучше той-то девочки, красивее, умнее, спортивнее. Этим определялся успех и популярность. И именно это для меня дико до сих пор. Я не понимаю конкуренцию ради конкуренции и затаптывание всего непохожего. Умеешь что-то одно и не умеешь другое - да хер с ним, да и нормально.
-
-
15.07.2014 в 03:55Бггг, если бы это было только в школе! Меня маман вечно считала самой ______ красивой, умной , бла-бла ( нужное подцтавить). Я с этого факта всегда ловила лулзы и офигевала. Приятно, конечно, что тебя любят, но я никогда не ставила любовь и отношения выше правды. Я не лучше той девочки и того мальчика, только потому что мама так считает, я вижу, что я такой же человек со своими тараканами. Так ведь многие родители думают всерьёз, что их чадо — дитя-индига, и дико залупаются на весь мир, когда этот чудо-ребёнок приносит домой трояки или его за ухо приводит чужой родитель с постановкой «ваш сын избил нашу девочку».
И мне не нравилось там никогда
Как может нравиться место, куда тебя насильно отправляют на 11 лет. Ты отбываешь срок, с утра тащишься туда, вечером уроки... Ты когда-нибудь понимаешь, что слишком мал для этого дерьма! А теперь я взрослая и мне реально лучше, мне не надо ходить в школу! Это кайф! В жопу, что есть работа, она позволяет мне шалить, ебать гусей, и заниматься тем, чем хочется.
-
-
15.07.2014 в 12:31что есть работа, она позволяет мне шалить, ебать гусей, и заниматься тем, чем хочется.
Блин, я тоже хочу такую работу, где можно ебать гусей!